Николай Почивалин - Юность

- Будить типографию! - командует Пресс.

Иван Кузьмич, Зина, новый наборщик Аверьянов, как и мы час назад, выходят с усталыми, серыми лицами.

- С праздником, товарищи! - встречает их Пресс. - Сталинградцы идут!

И как светлеют лица, как ярко загораются взгляды!

Уже спокойнее Пресс перечитывает сообщение, без всякого перехода предупреждает:

- Придется нажимать, товарищи! Запаса почти нет.

Вся надежда на вас, РИван Кузьмич.

Сухое лицо метранпажа освещает улыбка.

- Не подведем, Михаил Аркадьевич! В честь сталинградцев!

- Вот, вот!

Зина только усмехается. "Уж за кем, за кем, а за нами дело не встанет", - как будто говорит ее задорная улыбка. Метников откровенно любуется девушкой. Поймав мой взгляд, всегда находчивый секретарь краснеет.

Через несколько минут прибегает расстроенный Леша.

- Движок не работает!

- Что?

От резкого движения очки Пресса съезжают на самый копчик поса.

- Наверно, тряхнуло, когда бомбили. Не иначе.

- Я вчера предупреждал: проверьте машины!

- Наладим, Михаил Аркадьевич. Сейчас разберу, - Чтоб к вечеру свет был! Не то...

- Я здесь, в углу пристроюсь. Боюсь, перематывать придется. Кое-что принесу.

- Неси хоть весь автобус!

Спустя полчаса Зайцев занимает в кухне целый угол.

Мы беспрекословно теснимся: если движок не пойдет, вся работа окажется бесполезной. А не выпустить газету - скандал! Такого у нас еще не было.

Издали доносятся глухие удары взрывов. Стекла в рамах натужно дребезжат. Еще взрыв, третий, четвертый...

В тишине пронзительно скрипит промерзшая дверь, - Опять город бомбят, кивает Гранович.

Пресс недобро усмехается.

- Город почти пустой... Как стихи?

- Кажется, будут.

- tfa вот, почитай, для вдохновения! - протягивает Пресс сталинградское сообщение.

Гранович, ничего не подозревая, берет страничку, мельком смотрит, и в ту же секунду на его запавших, синеватых от частого бритья щеках разливается яркий румянец. Волнуясь, он облизывает красные полные губы, читает сводку второй раз, третий, быстро идет к двери.

- Будут стихи! Такие стихи будут!..

- То-то!..

Бурча под нос, Леша разбирает мотор. Скамейка в углу завалена деталями, гайками, проводами. Все это лежит в строгом, только одному ему ведомом порядке.

При малейшем приближении к лавке Леша предостерегающе сверкает глазами. Он снял шинель, гимнастерку и, ожесточенно теребя густой вихор, разочарованно ругается.

- Но, по, отставить! - предупреждает Пресс.

- А я что? - выворачивается Леша. - Я говорю - перематывать надо.

- Вот, вот: насчет перемата отставить!

Лена выключает приемник, подает Метникову материалы.

- Все?

- Все.

Подойдя к Зайцеву и понаблюдав за его работой, девушка решительно опускается на колени.

- Давай помогу.

- Что?

- Один не успеешь. Давай, говорю, помогу.

Леша собирается сказать что-то энергичное, но вовремя удерживается.

- А ты что, умеешь?

- На электростанции работала.

- Да ну! - веселеет Леша. - Так бы и сказала!

Настроение у него резко меняется. Озорно покосившись в нашу сторону, Леша как будто невзначай задерживает руку Лены в своей.

Девушка спокойно убирает руку.

- Не трогай. Нюре напишу.

- Сразу уж и писать! Пошутить нельзя!

Леша отодвигается, деловито берется за гаечный ключ.

- Ты в самом деле чего не напиши! Знаешь, ей сейчас как!

- Ты об этом сам чаще вспоминай, - наставительно говорит девушка. Давай, механик!

На улице серо, тепло. Летят редкие снежинки. Гранович сидит на бревнах, быстро пишет... Я хочу пройти мимо, но он окликает.

- Садись, покурим.

- Написал?

- Почти готовы. Послушай.

Медленно, словно прощупывая каждое слово, Гранович читает. Стихи сильные, но немного растянуты к концу.

- Ну, что?

- Очень хорошо. А конец подожми.

- Поджать, думаешь? Пожалуй, правильно.

- Товарищи, обедать! - кричит Чернякова.

Она машет нам рукой с крыльца.

Гранович провожает ее пристальным взглядом, беззлобно роняет:

- Правда, что дуракам счастье.

- Ты о ком?

- О тебе.

- Ничего себе! При чем я?

- Любит она тебя.

- Что?

- Ничего. Любит. И мучается, вроде меня.

- Ты сегодня лишен чувства юмора.

- А ты полгода лишен элементарной наблюдательности.

- Ерунда. Идем.

И тем не менее эта "ерунда" не выходит из головы.

За столом я невольно смотрю на Машеньку раз, другой и, встречая ее взгляд, немножко смущаюсь.

Поглядывая в сторону наших ремонтников, Пресс говорит:

- Сам не хочешь, так пусть Лена поест.