"Сыночек, Юрочка!" и - в обморок. Ладно, подхватить успел. Перепугался, а она глаза открыла и уже смеется.
"Я так и знала! Всегда знала, что ты живой!.." - Юрий улыбается, растроганно говорит: - Чудо у меня мать!..
Оказалось, я-то раньше своего письма явился, оно только на следующий день пришло. И тут в ночь скрутило меня.
Мама после волнений слабенькая, капельки пьет, а я вовсе пластом, горю весь. Уложили меня. Аня - это две косички самые - пульс слушает, температуру меряет, порошки какие-то дает. "Боюсь, говорит, что у вас пневмония". Не до нее мне, а смешно. Девчонка, кнопка, важно так, бровки все хмурит. "Прошу, говорит, слушаться и не смеяться. Я в медицинском учусь". А на каком, спрашиваю, курсе? "Это, говорит, совершенно неважно. На первом. Зато, говорит, у меня интуиция". - Юрка улыбается. Интуиция!.. И ведь не ошиблась. Вызвали на следующий день врача, правильно - воспаление легких. Хотели в больницу положить, да некуда, переполнены. Так на Анкино попечение и оставили. Насчет интуиции судить не берусь, а вот обычного человеческого внимания, заботы - этого у Анки на десятерых бы хватило. Мама на телеграфе работала, на день ее подменили, а больше не могли. Вот Анка за мной по-соседски и ходила. Ходила-то, пожалуй, не то слово. Особенно первые дня два-три, пока мне плохо было. Ночью ли, днем очнусь - Анка тут, попить несет, съесть что-нибудь заставит. На станцию воровать уголь ходила - сыро еще в доме было. Да, вот еще, чуть не забыл! На третий или четвертый день мне что-то особенно худо было - кризис. Врач говорит, надо бы пенициллин, а достать его негде: в новинку он тогда был.
Анка и развернулась! В институт бегала, уговаривала, скандалила выпросила на кафедре немного. "Эх, говорит, будь у нас сейчас продукты раздобыла бы я этого пенициллина. Узнала я, с рук достать можно". Я про свой аттестат и вспомнил. Схватила его Анка и к коменданту - все, что положено, выдали. Под вечер является. Половина вещмешка продуктов и пенициллин есть. "Торговалась, говорит, как базарная тетка. Увидали ветчина в мешке, и подговариваются. А я им - шиш! Поправиться - сам съест, ему после болезни окрепнуть нужно". Вот такая, понимаешь, кнопка оказалась - выходила меня! И спасибо-то после такого не скажешь: мало. А про маму и говорить уж нечего. "И так, говорит, Анечка, люблю я тебя, а теперь ты мне - дочка". Правда, что после этого Анка и мне как сестренка стала. Начал было ей благодарности выкладывать - слушать не хочет! "Вот еще, ерунда какая! Чайник, вон, закипел..." А сама, между прочим, худенькая: одни глаза да нос на лице остались. Чем, думаю, такую отблагодарить? Оставили мы ей с мамой тайком ветчину эту спасенную, а уезжать стал, говорю: "Если, Анка, своего тебе братишки мало - считай и меня братом". - "Вот это, говорит, слова мужчины", - кнопкато! Чмокнула меня в щеку и - бегом...
В доме одно за другим гаснут два окна, Юрий некоторое время смотрит на них, молчит.
- Я ведь почему тебе об этом подробно рассказываю.
После Анки сам к людям внимательнее стал. Как ведь это много значит участие. Иногда - мелочь, пустяк совсем, а хорошо. Я словно согретый уезжал. А в поезде еще одну деталь вспомнил. Когда мне полегче стало, Анка раз и говорит: "Может, вам письмо написать надо, так напишите, я отнесу". Какое, спрашиваю, письмо? "Ну, какое-нибудь.
Вы, говорит, когда бредили, все Зайку какую-то звали".
Нет, говорю, зайчишка когда-то у меня был. Засмеялась и пальцем погрозила: "Ой, зайчишка-то этот - на двух ногах?" А мама, наверно, догадалась, что не все ладно:
только перед самым отъездом спросила, заезжал ли в Кузнецк. Рассказал ей все. Знаешь, что сказала? "И так, сынок, могло быть. В горе сердце женское податливое и глупое, - потом сама же исказнится..." С тем, дружище, в часть и вернулся. Да так до самой Победы и протопал.
Без особых приключений... От Зайки - ни слуху, ни духу, и я ей не писал. Хотя дня одного не прожил, чтобы не вспомнить. Писали мне только из Куйбышева - мама да Анка - изредка. Так ее сестренкой и начал считать. А незадолго до Победы получил неожиданное письмо от Зайки.
Коротенькое. Пишет, что с мужем развелась сразу же после моего отъезда, поступила в Одесскую консерваторию и живет там вдвоем с сынишкой. Сына, между прочим, назвала Юрием. Ну и приветы всякие, конечно... Не ответил... До сих пор, кстати, понять не могу: напиться, что ли, мне тогда, под настроение, хотелось, да пить не умею, - только спутался я тут с одной венгерочкой. Впервые... Так - без любви, без всего - ничего, кроме чувства неловкости перед собой. Вроде в отместку: и я, мол, так!
Читать дальше