Николай Почивалин - Сибирская повесть

- С тех пор меня к новому берегу и прибило, - негромко говорит Максим Петрович и затаенно вздыхает. - .

Кончила Надя институт летом и, не позвонивши, приехала. Вошла в свой дом, остановилась на пороге и смотрит на меня. Да смотрит как-то непросто... "Здравствуй, - говорю, - Надя, с окончанием тебя!" Подошла, посмотрела в глаза да на грудь мне. "Один вы у меня, - говорит, - Максим Петрович, остались. Не прогоните?" И плачет, отворачивается. Я ее потихоньку так отстраняю от себя - человек ведь я, живой! - а она вспыхнула да крепче прижалась. Чудно!.. - Максим Петрович растроганно улыбается, качает головой. - Ну, и поженились. Не верил, понимаешь, до последнего. Свадьбу гуляли - не верил. Погляжу на себя в зеркало - вроде бы и не старый, в чубе ни одной седой волосинки нет. А вспомню, что ей двадцать три, а мне сорок один, опять не верю.

Тронуть ее поначалу боялся, вроде бы стыдно, девчонка ведь... И культурнее меня - прямо надо сказать. Педагог, институт окончила, а я что же - семь лет только в школу и бегал, в мою-то пору и это образованием считалось. Скажешь ей так-то вот - засмеется только: "Глупый ты, говорит, - Максим, а не старый". А уж когда поверил по-настоящему, скажи, как живой водой меня окропили! Молодость словно вернули... И ведь вот что удивительно: своих ни на минуту не забывал, а счастью радовался. Непростая это штука - душа, брат ты мой!

В одной ее половинке - былое мое незабытое, а в другой - нынешнее. И живут вроде порознь, а друг дружке не мешают. Как это так получается?.. А тут Сашка у нас родился - совсем будто в сердце у меня на место все встало. Стосковался по дитю. По селу, бывало, идешь, редко удержишься, чтоб по белобрысой головенке кого не погладить. А тут - свой!.. Полной грудью задышал я, одним словом. Война, будь она проклята, кончилась, дело спорится. Сашка растет. В работе, конечно, неполадки всякие случались, так не без этого. Их и сейчас еще - хоть пруд пруди, и не все от нас зависит. Окреп наш "Сибиряк", тесно нам в прежних рамках, вот одно за другим и вылазит, как из худого мешка. Возьми хотя бы с планированием. Неужели мы тут, на месте, хуже знаем, что нам сеять, а чего не сеять, да сколько сеять? Нет, все до точности распишут, словно видней оттуда. Подумаю иногда - зарываешься, мол, Максим! А присмотрюсь, людей послушаю - нет! Задачу мы свою главную, себя спрашиваю, понимаем? Чтобы продуктов стране в избытке дать? Понимаем. Так неужто хуже мы ее выполним, если, к примеру, ржи, которая у нас не родит, меньше посеем, а пшеницы да огородов прибавим? И надо, и выгодно - город-то вон он, под боком.

Подумаешь так, и выходит, что больше нам доверять да самостоятельности давать надо. С секретарем райкома сколько раз говорил - новый-то стоящий мужик. А он сам мне еще с пяток таких вопросов подкинул. "Точно, говорит, - председатель, точно! Копится это в народе, зреет, а созреет партия поддержит и сама все старое порушит. Это, - говорит, - твердо я тебе обещаю. И правиль: но, что вперед смотришь!"

Максим Петрович искоса взглядывает на меня и вдруг просто говорит:

- А мои ведь нашлись - Оксана с Галей...

Я словно от толчка вздрагиваю, в душе поднимается настоящая сумятица. Почему сейчас, а не раньше? Не может же столько валить жизнь на одни, пусть и крепкие плечи!

- Случайно узнал, что живы, - начиная волноваться, говорит Максим Петрович. - Понимаешь, как вышло...

Выпал у меня свободный час, пошел я пообедать, а Надя куда-то ушла с Сашкой. Прилег на кровать, дожидаюсь; по радио беседу для работников сельского хозяйства передают. И вдруг говорят: "Слушайте рассказ знатной свекловичницы колхоза "Червоный прапор" Оксаны Долпнюк..." Меня с кровати подбросило! Вскочил и, словно вон рыба, что на берег выкинули, хватаю воздух, а дышать нечем!.. Она, она, думаю! И фамилия девичья ее - еще как расписывались, осталась при ней: никого в роду не было, вот и жалко фамилию стало. Кругом тут у меня в голове все пошло. "Червоный прапор" это не наш колхоз; был вроде в соседней области такой, так как она туда попала? А может, померещилось, обознался?.. Потом опомнился, слушать стал, и тут кончают. Не сама она читала - диктор. И опять говорят: вы слушали выступление свекловичницы Оксаны Долинюк, и местность называют.

Точно - в соседней области. Ну, я и заметался! Ох, если б они, если б нашлись!.. Выскочил из дому - ив гараж.

"Давай, - говорю, - Митя, в город гони!" Примчал на главную почту, "молнию" дал. Поопасался из деревни посылать: сразу ведь все село заговорит. Назад едем, ворот рву - душно мне. Да тут и вспомнил: в той самой области, откуда Оксана Долинюк - моя, не моя ли - выступала, то ли тетка Окси какая-то дальняя жила, то ли сестра десятиюродная: слышал вроде когда-то. И опять мне в виски колотит: она! она!.. То огнем меня опалит, то как в прорубь сунут. Что ж, думаю, делать буду?