М Погодин: Черная немочь

М. Н. Погодин

ЧЕРНАЯ НЕМОЧЬ

У себя ли Федор Петрович, Афанасьевна? - спра шивала, выходя на монастырь из церковных ворот, толстая купчиха низенькую, приземистую женщину, которая, сложа руки, стояла у калитки священникова дома и разговаривала с своею знакомою. - О каком Федоре Петровиче вы изволите спрашивать, сударыня? - Да о священнике. - Тьфу пропасть! Я ведь и забыла его имя; навыкла все звать батюшкою. Добро пожаловать, сударыня, милости просим. Он изволил лечь отдохнуть после обеда, да скоро встанет: пономарь приходил уж спрашиваться, не пора ли благовестить к вечерне; но матушка велела обождать маленько. - Так матушка дома? - На погребу, Марья Петровна. Вчера мы капусту ру били, так она с батраком кладет гнеты на кадки и моет кружки, - а я вот выбежала переговорить с соседкой. Да что она прячется, чего испугалася? - Проводи меня к матушке, Афанасьевна, - сказала го стья и всунула в руку будущей проводницы двугривенный, за который сия последняя насильно поцеловала у пей пухлую руку, вырвав из-под черного атласного салопа. - Грязно вам будет пройти, сударыня: у нас на дворе нечисто, да и матушка разгневается на меня. Сем-ка я позову ее самое. - Нужды нет, милая, зачем ее отрывать от дела. - Как изволите, сударыня. - Ты, сестрица, подожди меня здесь минуту, закричала Афанасьевна знакомке, давно уже спрятавшейся за колокольнею, и повела свою благодетельницу через грязный двор по насланным доскам к погребу, из коего доносились уже к ним глухие звуки протопопицыной брани, обращенной к батраку, который ворочал каменья в подземелье под ее руководством. - Бог в помочь, матушка! захлопотались вы. На вас и праздника нету. - Кто там? Ах, свет мой, Марья Петровна, куда вы по жаловали и как меня застали! Вот уж проказница, нечего сказать, - отвечала смутившаяся протопопица, вылезая из ямщика по изломанной лестнице. - Извините великодушно... - и началось троекратное целование. - Что ты, дура, не вызвала меня! - проворчала она тут же, в мгновенных промежутках, оборачиваясь к Афанасьевне. - Я хотела было, да Марья Петровна сама не изволила. - И - матушка, не гневайтесь! Дело хозяйское. И с нами то ж случается; домок вести не шуточка; свой глаз везде хорош: где недосмотришь, там ведь мошной заплатишь. - Умная речь, Марья Петровна! Милости же просим в покои. Степка! убери здесь все, да навесь петлю в двери на творило, а ты, Афанасьевна, запри после погреб, и ключ ко мне. Милости просим. - Почем покупали капусту нынче, матушка? - спросила дорогою гостья. - Нынче дорога была, Марья Петровна, не уродилася, видно, оттого, что дождей было много. Да у Федора Петровича есть сын духовный - огородник, в Красном селе, так он и уступил мне девять гряд по три рубля. - Не больно чтобы дешево. А сколько кочней на гряде вышло? - Кочней по сороку. Но зато и капуста! кочни тугие, белые. Одной серой для рабов нарубили ушатов семь. Правду сказать: и дорого, да мило; и дешево, да гнило. Между тем вошли они в покои с заднего крыльца, и го стья, вынув из-под полы кулечек, тихонько, как бы мимоходом, вручила его хозяйке, которой сначала, разумеется, было очень совестно принять его; но после она должна была уступить настоятельному требованию доброхотной дательницы. - Чем же мне дорогую гостью подчивать? - сказала протопопица, спрятав кулечек под кровать, и тотчас посадила Марью Петровну под образа; забренчала ключами, которые тряслись у ней на поясе, вынула из шкапа рюмку и бутылку столового вина и, налив по края, поднесла со многими поклонами к усевшейся чинно гостье. - Всем довольна, благодарим покорно, матушка. - Пожалуйте хоть откушать. Купчиха, отведав, или лучше, омочив только губы в вине, поставила рюмку на поднос и после многократных повторений возгласу пожалуйте и объяснений со стороны протопопицы, что в тот день было разрешение вина и елея, выпив полрюмки, объявила решительно, что больше пить не может. И так уж, матушка, я вас уважила, а то ведь я горячего, изволите знать, не употребляю. А батюшка почивать изволит? - Лег отдохнуть. Нынче было много именинников, так он устал за молебнами и поздно вышел из церкви, а вчера просидел долго у каретника Третьяго. Пора уж и будить его; в соборе давно заблаговестили к вечерне. А, да вот он и сам идет: ему не спится, когда время служить. - Ба, ба, ба, Марья Петровна, - воскликнул отец Федор, протирая себе заспанные глаза и снимая с головы шерстяной колпак. - Как это вы вспомнили об нас? - Нуждица, батюшко, - пришла к вам посоветоваться, - отвечала Марья Петровна, подходя под благословение своего духовника, коего супруга между тем, продрав кое-как дырочку на крепко увязанном кульке, с удовольствием увидела, что там кроме пяти фунтов чаю находилось еще несколько свертков с пастилою и прочими закусками.