- Ну уж! - сказал я. - Лихо...
- Не более лихо, чем вы о зверях... Я, может, и перегнул. Это опять же совсем не мое дело. Или, так сказать, мое сугубо частное дело, что одно и то же: для ученого специальность должна быть резко отграничена. И все-таки чем свободнее, абстрактней замысел, тем свободней он и от конкретных, специальных ошибок. Например: "Однажды лебедь, рак да щука затеяли сыграть квартет"... Эта байка никак не противоречит...
- Квартет затеяли другие, а эти тянули воз... Вы сместили две басни в одну - тоже, позвольте заметить, не дозволенный в критике прием.
- Я не критик. Не знаю, чем различаются морали этих басен, - для меня в обеих один и тот же смысл: принципиальное различие биологических видов не позволяет нам переносить свойства одного на свойства другого, звери - не другое человечество, а отдельные, столь же биологически самостоятельные, как и человек, существа. В этих баснях есть даже некий экологический оттенок, уловленный Крыловым: они не сыграют свой воз... или не свезут квартет, простите мне мой студенческий юмор. Это басни о нелепости антропоморфического переноса.
- Ну уж, - рассмеялся я, - дедушка Крылов не отнимет приоритет у Лоренца. Он никак не имел этого в виду.
- Но выразил он именно это. Другого объективного смысла в них не нахожу.
Беседа наша в очередной раз зашла в тупик. Сильно мы уклонились вбок. Мы одышливо карабкались на дюну. Мир был выкрашен в два чистых цвета: желтый и голубой - мечта сюрреа-листа. Поверхность дюны была аккуратнейшим образом гофрированной, как песчаное дно в полосе прилива, - еще одно указание на то, что мы живем на дне в прямом смысле: эту рябь навевал ветер. Мы безжалостно разрушали безукоризненную эту поверхность, на которой не было следа человеческого. Поверхность была то твердой, как на отмели, и тогда мы оставляли ровнень-кий и плоский босой след, то вдруг оседала под ногой, песок осыпался, вместо следа оставалась бесформенная коровья яма. Так шаг за шагом не ведали мы, какая нога ступит твердо, а какая провалится. Ветер сдувал с гребня песок, покалывая кожу; по склону перекатывались прозрачные трупики жучков и паучков, высушенные и выбеленные песком и солнцем. Редкая былинка торчала, склоняясь из этого сплошного желтого - вокруг нее был обведен магический кружок, - казалось, солнечные часики произрастали здесь и там, что как-то таинственно рифмовалось с песком, может, из ассоциации с часами песочными. До происхождения этих кружочков я допер сам, не успев, задать лишнего вопроса доктору: под ветром былинка склонилась и остреньким концом чиркнула по песку, проведя дугу, так, за день, склоняясь под ветром во все стороны, прочерчивает она идеальный круг, укоренившись в центре. Трогательно это ее частное владение! Еще легкий птичий след, не разрушавший, как наш, одиночества этой поверхности, попадался изредка в какой-то геометрической связи с солнечными часиками травинок, да пролетела, шатаясь над желтым, на голубом - выцветшая бабочка. Маленькие черненькие жучки покусывали, как раскаленный песок, были похожи на песок, были ожившим песком. Божьи коровки в фантастичес-ком количестве шли через пустыню к морю, неумолимые; вниз катились их высушенные погибшие пятнышки. Сказать про тишину - ничего не сказать: в руках у нас были сандалии. Еще реже травинок из песка вдруг коротенько торчал розоватенько-голубоватенький микроцветочек - нежнел.
Фиалка в воздухе свой аромат лила,
А волк злодействовал в пасущемся народе;
Он кровожаден был, фиалочка - мила:
Всяк следует своей природе.
- Вот именно, - осыпался на меня сверху со струйкой песка голос доктора. - Здесь то же самое сказано точнее и короче.
- Это - Пушкин, - сказал я. - Он не делает ошибок. Он - гений.
- Не знал. Не вижу здесь доказательств гения. Это очевидно. Точность не заслуга, неточность - грех.
- Так это же с юмором... - удивился я докторовой прямолинейности.
- Что ж юмор... - сказал доктор. - Он, конечно, подправляет неточность. Но сказанное с окончательной точностью в юморе не нуждается.
- А бывает такое - окончательная точность?
- У вас не знаю, а в науке - да.
- Ну да!.. - Я вложил в эту реплику столько иронии, сколько мог.
- Да вот тот же Лоренц, о котором мы сейчас беседовали, - парировал доктор. - Это что: всерьез до неточности или смешно до точности? Ни то ни другое - просто точно.
Я согласился и нашел ход:
- Да, он точен. Ну а как же тогда быть с человеком?.. Вы же уклонились от точного ответа. Может ли быть человек точен в определении чужого существования, неточно представляя себе даже свое собственное?
Читать дальше