Иногда Цирюльникову начинало казаться, что денег у него мало, и он то, что причиталось его семье, отнимал у нее, утаивал. Мерещилось ему, что кто-нибудь непременно мыслит отнять у него все его добро. Жизнь становилась невыносимой.
После смерти жены он долго горевал, маялся, стал заговариваться, бывал рассеян и задумчив, но, по-своему обыкновению, весь встряхивался и воспламенялся, когда речь заходила о деньгах, о прибыли, о его личных доходах. И если дела в "Благоweste" поворачивались так, что ожидался солидный куш, выгодная сделка, он с головой окунался в работу, и был привычно энергичен, собран, дальновиден. Но для окружающих, особенно для своих сотрудников и Хлебникова, Александр Иванович оставался странен и непонятен: становился то безмерно щедрым, то до жестокости прижимистым, то сентиментально совестливым, то напрочь закрытым для чужого горя.
Хлебников однажды открыто - как и принято было между ними - сказал Цирюльникову:
- Саня, ты изменился так, что не пойму подчас - ты ли, дружище, передо мной? Словно уже нет того жизнерадостного и распахнутого Сани Цирюльникова, а кто-то другой влез на его место. - Помолчал. - Деньги, большие деньги, чую, сломали тебя. А ведь они только лишь средство, чтобы стать лучше. Понимаешь?
Цирюльников тяжело посмотрел на товарища, но промолчал. Он теперь часто отмалчивался - быть может, явственно не понимая, как же следует объяснить свои непривычные для окружающих поступки, свою жизнь, свои желания и стремления.
И Хлебников и Цирюльников в равных долях имели права на управление фирмой, на ее корпоративные капиталы и имущество, но Хлебников сразу уступил лидирующее место товарищу, попросил его стать генеральным:
- У тебя, Саня, за плечами нешуточный опыт управленца, надежные связи в чиновничьей среде. Да и весь ты такой солидный, внушительный да еще к тому же басовитый мужичина. Разделяй и властвуй! Но, смотри мне, не зарывайся!..
Однако с некоторых пор Цирюльников нередко подолгу не выплачивал работникам зарплат, обманывая их, что нет денег. А то и, ничего ясно не объясняя никому, урезал жалованье, в самодурном пылу выгонял самых толковых сотрудников, если те возмущались по поводу каких-то выплат или условий работы.
Хлебников создал при "Благоweste" благотворительный фонд. Но с годами Цирюльников все реже перечислял фонду деньги, неоправданно задерживал с ними. Хлебников возмущался и негодовал.
- Савелий, - бубнил Цирюльников, - я ведь понимаю тебя: надо делиться с сирыми да убогими, но... но, пойми ты, деньги-то, черт возьми, мы с тобой не украли - заработали как-никак!
Но иной раз удивлял и Савелия, и всех окружающих своей щедростью и уступчивостью. Чуть попросят - сразу дает, да столько отваливает, что и Хлебников начинает ворчать, вроде как жалея денег:
- Шут тебя, Саня, поймет: то за копейку готов глотку перегрызть, то соришь деньгами.
- Да я самого себя, Савелушка, подчас не пойму: будто, слышь, дружище, кто еще во мне живет. Борется со мной. И я - сдаюсь, каждый день сдаюсь, как бы уступаю ему себя. Он вроде бы сильнее меня. Знаешь, даже книжки по психиатрии стал я полистывать, но в них сам черт ногу сломит... Не нахожу там знакомых симптомов, значит, здоровый я? Как думаешь? А может, науке еще неизвестна моя болезнь?
Хлебников испуганно посмотрел на товарища.
- Гипержадность твоя болезнь, - угрюмо отозвался Хлебников.
Без жены Александр Иванович прожил недолго. Повстречалась ему славная, молоденькая, не глупая девушка Анастасия. Полюбил, не полюбил, но подумал: "Будет моим украшением". Сам он уже был толстым, с отвисающим двойным подбородком, щекастым и морщинистым, как старик, хотя и сорока ему еще не минуло. А она рядом с ним вся такая легкая и порхающая.
Богатевшему Александру Ивановичу день ото дня все сильнее хотелось, чтобы рядом с ним находилось много чего-то красивого, шикарного, отличного от обыденной ширпотребности - будь то дорогой стильный автомобиль, загородный дом с лужайками и садами, молоденькая очаровашка жена, дорогое, чаще антикварное живописное полотно, значение которого он не понимал и о смысле и культурной ценности которого не задумывался, будь то до жути эксклюзивный костюм на нем от знаменитого кутюрье - все, что угодно, но только чтобы было красивым, дорогим, высоко ценимым людьми, тем, что вызывало бы в них зависть, мысли о нем, Александре Ивановиче Цирюльникове, как о человеке всесильном и необыкновенном. И в этом своем стремлении он тоже - как к еде - был страстен и ненасытен. Он окружал свою, именно свою жизнь роскошью, совершенно не беспокоясь о том, нужна ли она тем, кто был рядом с ним, - Анастасии, Грише и маленькой дочке. Он не спрашивал у жены, нужно ли купить ту или другую вещь; он сам решал, куда и как потратить изобильно натекающие на него деньги. Даже самые мелкие вещицы, предназначенные лично для Анастасии, он покупал самолично, но его выбор почему-то всегда оказывался дешевле, чем хотела она.
Читать дальше