Евгений Попов: Прекрасность жизни

МУЗА. Большой ты, я вижу, шутник. Ты что, заболел?

АВТОР. "Итак... Мы с Мудрицким сидим на прогретом аномальным солнцем валуне близ бурной горной реки, текущей вдоль 68-й параллели. Мы - в маршруте, за 20 км от нашей основной базы. Я описываю образцы. Мудрицкий таскает их в рюкзаке. Мы закончили маршрут. Мы беседуем.

Я сказал Мудрицкому:

- Объясняю. Успех поп-культуры объясняется тем, что она несет позитивное начало. Поп - высокие гимны, обезображенные воплями и завываниями. Безобразие - притягательно. Мелодии воспринимаются с ненавистью и надеждой. Конец пятидесятых - начало шестидесятых - это начало мощного потока воплей, но никто не знает, когда наступит тишина".

МУЗА. Боже! Ну зачем это? Такое впечатление, что ты все подряд лепишь из записной книжки.

АВТОР. Слово "вопли" будет отыгрываться в конце. Ты слушаешь?

МУЗА. Слушаю.

АВТОР. Мне кажется, ты следишь за котом и лягушкой.

МУЗА. Не привязывайся. Хочешь, повторю последнюю фразу?

АВТОР. Не нужно. "А Мудрицкий ответил:

- Да, я действительно пишу в тетрадку для потомства, санитаров и врачей, а также коплю деньги, чтобы поехать к Писателю. Первый раз я попал в дурдом в 1956 году, сразу же после разоблачения Усатого. Мы пошли купить шкаф. "Какой замечательный шкаф, ужасть какой хороший!" - просияла жинка, любовно оглаживая шкаф когтями. Я нахмурился, поняв, что материальное вещество шкафа эта женщина ценит гораздо выше, чем меня, и резко сказал: "Этот шкаф мы покупать не будем".- "Почему?" - обозлилась жинка. "Потому что именно этот шкаф мы покупать не будем",- был вынужден повторить я. "Потому что ты совсем чокнулся!" - вскричала жинка, и я вместо ответа ударил кулаком по зеркалу этого мещанского многоуважаемого шкафа и, разбив кулак, зеркало, первый раз попал в дурдом. Именно там у меня и созрела мысль поехать к Писателю, чтобы посоветоваться, как дальше жить. Ведь Писатель должен знать все, ведь он написал блестящие мемуары, где объясняется все, и книги, где все объясняется тоже. Так почему бы, подумал я, ему заодно и меня не научить, как жить дальше. Ведь я не попал на фронт, не давил фашистскую гадину в самом ее логове, не убил немца, но вырос в деревне, учился в ФЗУ, захотел кушать, уехал в деревню покушать, там напился самогонки, гулял два дня, за что по законам военного времени был справедливо осужден в зону, где снова совершил одно преступление в виде случайного побега, так что зону покинул лишь тогда, когда, как говорится, "Ус копыта откинул", то есть после 5 марта 1953 года, а вскоре угодил в дурдом и стал лелеять свою мечту.

Первая моя поездка к Писателю была совсем неудачной. Я, бывший деревенский парень, до всего дошедший своим умом, конечно же плоховато знал Москву и по прибытии на Ярославский вокзал спросил одну неопрятную женщину, которая впоследствии оказалась бесчестной давалкой, как мне разыскать Писателя. Бесчестная давалка, согласно закивав головой, повела меня по железнодорожным путям в обратную от вокзала сторону, где на меня напали в темноте ее "коллеги" - воры, хулиганы и бандиты, обобрав меня дочиста и проломив голову кирпичом. Отлежавшись в больнице, я снова поехал к Писателю, но был задержан тоже опять на платформе, потому что, не имея в виду ничего конкретного, а просто от восторга чувств, что еду к самому Писателю, крикнул, выйдя из поезда: "Берегись (тут нецензурное, я не стану писать. АВТОР), приехал с Севера... (тут тоже нецензурное)! Крикнул в рифму, и меня отправили в город Александров Владимирской области, где я 15 дней мел улицу перед высокими каменными стенами поселка Новая Заря, бывшая Александровская слобода, в кельях которой нынче устроили коммунальные квартиры, а раньше жили монахи и царь Иван Грозный, который удил рыбу в реке Серая и убивал кого ни попадя.

Когда я снова поехал к Писателю, то подготовлен был уже отлично. Я знал, что он живет в начале улицы Горького, что таксисты обманывают народ, и из всего имущества у меня на этот раз была лишь сетка-авоська, а в ней кирпич, завернутый в газету "Правда". Подарков я решил на этот раз не везти - ни сала, ни ягод, ни кедровых орехов. И точно! Таксист, услышав мое приказание и небрежно меня осмотрев, сразу же повез меня совершенно в другую сторону. Сначала к Лермонтову, потом к Горькому, потом к Маяковскому в гостиницу "Пекин", а потом и к самому Пушкину, конечно же не ведая, что я уже назубок выучил план Москвы и вообще знаю что почем. Поэтому, когда мы, наконец, оказались перед домом Писателя и таксист предложил мне оплатить этот фальшивый и жульнический проезд, я в ответ подал ему законную мзду в сумме 50 копеек - из расчета 10 копеек за включение счетчика и 40 копеек по гривеннику за каждый из четырех километров, на расстоянии которых дом Писателя находится от Ярославского вокзала. Таксист вылез меня бить, но от жадности снова просчитался. Я ударил его по голове кирпичной авоськой, он упал, а меня опять посадили в дурдом.