Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

Полежал в темноте, вытер горячие слезы на щеках. Второй сон тоже накатился неожиданно. Жара. Темнота. Я с закрытыми глазами лежу голой спиной на шершавых досках причала, ощущая поблизости присутствие друзей. Глаза закрыты (во сне!). Из окружающей тьмы по доскам передаются лишь крепкие, дребезжащие, учащающиеся удары пяток, потом пауза, и от воды доносится прохлада. Несколько ледяных капель шлепается на живот, кожа блаженно вздрагивает... Я полежал так, потом вытолкал себя из этого сна со странной тревожной мыслью: такой прекрасный сон пусть досмотрит дочка!

Проснувшись, я лежал в палате, усмехаясь, удивляясь странному течению своих мыслей во сне.

Под утро я опять уснул и окунулся в сон - такой легкий, счастливый, что проснулся весь в счастливых слезах... Мы с любимыми моими друзьями (только сейчас я чувствую, как, оказывается, их помню и люблю) мчимся в открытой машине по влажной улице за серебристой цистерной "Пиво", подняв тяжелые пистолеты, стреляем и, вытянувшись, смеясь, ловим губами прозрачные струи, бьющие из дыр...

Утром я лежал побритый, готовый, собранный.

Открылась дверь, и в палату вошел Федя.

- Ты? - изумился я.

- А! - улыбнулся он. - Онассисом с вами все равно не станешь!

... Общий наркоз - это как будто лезешь сам, с каждым вздохом все дальше, в темную душную трубу, все больше затыкая собой приток воздуха, задыхаясь... и когда чувствуешь, что уже все, не вздохнуть, делаешь отчаянный рывок назад, но сознание медленно, как свет в кино, начинает гаснуть...

После больницы я лежал дома. Раздались звонки, явился Алексей.

- Ты чего делаешь?

- Лежу. А что?

- Дзыня совсем плох, полное отчаяние! Подписал какой-то хитрый контракт - уезжает!

- В Сибирь, что ли?

- Угадал!

- А где мы с ним встретимся? У него? - вставая, поинтересовался я.

- Нет. У него - нет смысла. Решили на даче у меня, чтоб никого больше, только мы!

- На тачке его поедем? - спросил я, наспех собравшись.

- Нет. Тачки теперь нет у него. Тачку он оставляет.

- Ясно.

Дзыня, подтянутый, затянутый, натянутый, как всегда, стоял на платформе, личико его посинело, налилось злобой.

- Что такое? Почему?! - тряся перед лицом растопыренными ладошками, завопил он. - Только что ушла электричка, неужели нельзя было успеть?

- Да с этим разве сделаешь что-нибудь? - сразу переходя на его сторону, ответил Алексей.

Так! А я поднялся, совсем еще больной, в темпе собрался, разругался с женой.

- Ну, ладно! - проговорил Дзыня, лицо его немножко разгладилось. - Я и сам, честно говоря, опоздал.

Мы засмеялись.

... Электричка ползла по высокой насыпи. Внизу был зеленый треугольник, ограниченный насыпями с трех сторон. В треугольнике этом зеленел огород, стояла избушка и был даже свой пруд с деревянными мостками, и единственный житель этого треугольника стоял сейчас на мокрых досках с кривой удочкой в руке. Жизнь эта, не меняющаяся много лет, с самого детства, волновала меня, но попасть в этот треугольник мне так и не удалось.

Загадочная эта долина мелькнула и исчезла, навстречу грохотал товарный состав с грузовиками, накрытыми брезентом.

Сойдя на станции, мы долго пробивались к даче по осыпающимся, норовящим куда-то уползти песчаным косогорам.

Дача была темная от воды, краска облупилась, торчала, как чешуя. Леха дернул разбухшую дверь, мы поставили на террасе тяжелые сумки, начали выкладывать продукты на стол.

- А сигарет ты, что ли, не купил? - испуганно обратился Дзыня к Лехе.

- Нет. Я думал, ты купишь, пока я за этим езжу! - Леха кивнул на меня как на главного виновника отсутствия сигарет, хотя я в жизни никогда не курил.

- Ничего! Можно день провести и без них, - примирительно проговорил я. - Не за этим мы, кажется, приехали сюда, чтобы курить.

Дзыня повернулся ко мне, его остренькое личико натянулось обидой, как тогда на платформе, хотя в обоих этих случаях виноват он был ничуть не меньше меня.

- Об тебе вообще речи нет, - скрипучим, обидным тоном, столь характерным для него в последнее время, заговорил Дзыня. - Ты можешь жить без того, без чего ни один нормальный человек жить не станет.

Довольный своей фразой, он улыбнулся язвительно-победной улыбкой, Леха тоже глядел на меня как на виновника каких-то их бед... Ну ладно! Я вышел во двор, начал колоть сырые дрова - лучшее средство тут же вернуться в больницу, - чтобы успокоить наконец лютую их, непонятную злобу... Нет, конечно, дело не в сигаретах и не во мне, просто устала немножко душа, особенно у бывшего счастливчика Дзыни.