Скорбно постучавшись, мистер Карпентер вошел на рассвете. Пора?
- Что бы... вы хотели? - кашлянув, спросил он. В английском не говорят "ты" - только "вы"! Какое, значит, последнее желание? Надо что-нибудь скромное, в духе ВАСПа...
- Да вы знаете... я здесь давно... но Нью-Йорка так и не видал.
Карпентер кивнул. Видно, глянулась ему моя скромность - может, он даже гордился ею!
- Вещей, я полагаю, брать не надо?
Карпентер грустно усмехнулся - спорить не стал.
Что "пошлю" я людям, какую "наложу" информацию?.. Только грусть!
Мы ехали по холмистой дороге... И это называется - штат Нью-Йорк? Какая-то тайга! Деревья и только деревья по всех холмам!
Наконец мистер Карпентер протянул вдаль руку - из-за деревьев выглянули черные зубцы небоскребов.
Обшарпанные дома с железными лестницами по фасадам, почти сплошь расписанные из пульверизатора яркими буквами. Какой-то пиратский райончик: косматые негры с намотанными на руки цепями, помахивают ими... разорвали, так сказать, оковы рабства!
Карпентер вдруг остановил машину, повернулся ко мне... В глазах его сверкнули слезы... Так вот, значит, куда меня?
Так что тебе от меня надо было? Может, список кораблей прочесть?.. До середины?
Мы молча обнялись, и я вышел. В конце улицы горела перевернутая машина, оттуда стлался черный дым, и я размазывал по лицу грязные слезы... Да, нет рая на земле.
Потом я в каком-то трансе стоял у витрины грязного магазинчика, слегка обалдев, на минутку даже забыв о своем горе: жестяная баночка кока-колы лихо отплясывала под джаз, рвущийся из магнитофона, кривлялась, переламывалась, вихлялась - точно в ритме! Во техника!
Вдруг тяжелая рука опустилась мне сзади на плечо - и по тяжести ее я сразу усек: наши!
Я резко обернулся.
Геныч!
- Ну что, - проговорил он, - выпить хочешь? Угадал!
- Тут у хлопцев в торгпредстве есть отличный "Смирнов"... не отличишь от вкуса слюны! Поехали?
Я хотел было гордо сказать, что вкус своей слюны знаю, а чужой не интересуюсь... но волнение душило меня. Я молча кивнул.
Сели в торгпредстве на балконе над садиком. Единственное уютное место! Как-то я отвык уже от обстановки советского агитпункта с огромными портретами Родных и Любимых!
- ... Когда приехал? - хрипло выговорил я.
- Недавно, - сдержанно произнес Геныч. - Кстати - ты тоже приехал... Но немножко отдельно. Никто пока не видел тебя.
- Ясно.
- И Алехин тут! Шастает по новым знакомым...
- Ясно.
- Короче - тут с тобой должен несчастный случай произойти.
- Ясно... Ты поможешь? Геныч покачал головой.
- Нет, пузырь.
Почему-то слегка пренебрежительно называл меня пузырем... Собрались наконец вместе старые друзья: пузырь и лапоть!
- Время, сам знаешь, какое, - сурово Геныч сказал. - Оружие взаимно уничтожаем! Начать решили с самого опасного...
- С меня?
Геныч хмуро кивнул.
- Готов в любой момент! Я поднялся. Геныч усадил.
- Не егози! Сначала все увидеть должны, от чего мы отказываемся!
- ...от какого ужаса...
- Да, - сурово он сказал.
Геныч вдруг лихо свистнул, и рука из темноты высунула на балкон тяжелый морской бинокль. Ну, ясное дело: как же в торгпредстве без бинокля? Геныч поглядел в него, покрутил, потом приложил к моим глазам. Среди прицельных делений и крестиков уходят в небо два высоченных стеклянных бруса. Ну, ясно: туда палить!
- Нью-йоркский торговый центр. Самое высокое здание в мире - триста этажей. Там некроантенна установлена... тебя ждет. Все состыковано. Все услышат тебя!
Ну, ясно... "А сейчас наш знаменитый трагик Егор Пучков обоссыт четырнадцатый ряд!"
- ... Какую хочешь информацию можешь наложить! "Свобода слова", говоришь? Наложим! Наложим на весь Нью-Йорк!
- Плесни-ка еще "слюны".
- Больше нету.
- Ну, тогда все ясно... Я нырнул.
Чтобы родных до боли портретов не видеть, сковырнулся прямо с балкона. А поскольку до проходной далековато было, лень ходить - прямо через забор маханул. На самом уже частоколе почувствовал себя не слишком хорошо: там и лазеры работали, и психотронная пушечка, и просто ток. Грохнулся наземь, голове как-то сразу стало горячо. Приподнялся: вокруг ноги кишат, нависают сверху телекамеры - телевизионщики накручивают что-то свое. И - полетел. Цель: два высоких бруса торгового центра, как два стоячих золотых кирпича. Внизу - статуя Свободы, маленькая, на крохотном островке. Мой корпус правый, трехсотый этаж, в стеклянном зале скульптура из меркурина стоит неизвестного автора. "Он ударил в медный таз!.."
И все почему-то сразу разбежались - зал опустел!
Читать дальше