Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

Нашли реакционера! Когда плавали уже вместе, сколько они с Кошкиным набирали брошюр: религия, мистика, забытые цивилизации, НЛО! По очереди среди ночи врывались ко мне в каюту то один, то другой: "Что несет этот мракобес!" - "Успокойтесь, дайте хоть немножко поспать!" Глубина - сто двадцать, цистерны не продуть, а у них проблема - кто и откуда на Землю прилетел!

Конечно, с Высочанским у них с ходу не сложилось: когда тот еще местным депутатом был, но уже пытался нас красивой жизнью от суровых трудовых будней отвлечь.

Помню, устраивал прием во дворце Белогривских, великие князья из-за границы пожаловали. Гурьич нацепил свой иконостас - на нем, ясное дело, и знакомые профили мелькали. Высочанский слегка поморщился. Гурьич посуровел.

Высочанский говорит:

- Вот затеваем тут парусную регату под девизом "Великая Россия". Цель - восстановить порванные нити, возродить генеалогические древа. Вам, как прямому потомку графского рода, я думаю, это интересно?

Посмотрел я вокруг - фраки, чопорная речь. Интересно, до чего быстро демократы монархистами оказались!

Гурьич:

- К сожалению, еще в сороковом написал, что родственников за границей не имею!

Высочанский кинул возмущенный взгляд: "Как он мог!"

- Но тем не менее, разумеется, - Высочанский спасательный круг ему кинул, - вам близки идеалы дворянства, старинных русских родов?

- Идеалы? - Гурьич говорит. - Даже не знаю. Все ведь не однозначно, знаете. Вот мой отец преподавал в артиллерийском Михайловском училище. Негласно, конечно, но брали туда представителей только самых древних родов - Черкасские, Оболенские...

Услышав магические имена, вся "чистая публика" около нас стала собираться с бокалами, удовлетворенно кивая. Но я - то Гурьича знал, поэтому продолжения ждал с опаской.

- Интересно! - Высочанский удовлетворенно кивал, из бокала прихлебывал.

- А поскольку мы уже были крайне бедны в те годы, - Гурьич продолжил, - то отец брал в офицерской столовой обеды на семью и в судках приносил. А среди аристократии это позором считалось - обеды полагались, но никто не брал. И отца все эти знаменитые фамилии на офицерский суд чести вызвали: или перестань брать обеды, или уходи. И он ушел.

Все застыли высокомерно, потом, фыркая, стали расходиться. Они, конечно же, казенных обедов никогда не брали!

Поэтому не было у них с Высочанским любви. А Гурьичей таких отпихивая, "новые аристократы" и просчитались! Как и старые.

Он, впрочем, и не обиделся. Сказал: "Какая разница - паруса-то все равно нам поднимать. Как и при коммунистах".

Нашли солдафона! Помню, на День Военно-Морского Флота Гурьич на дачу ко мне приехал разряженный, как петух. Джинсы, курточка, кепочка. "Ну как?" Тут мгновенно и Сяся подтянулся, как вечный немой укор, одетый, как и положено - какие-то опорки на ногах, летние кальсоны, сальная гимнастерка.

- Кто ж вы будете, интересно? - На Гурьича уставился.

- Да так, - Гурьич отвечает.

- Вот я, к примеру, - почесываясь, Сяся говорит, - двадцать третьего года - к войне мне только шестнадцать было, участвовать не успел, но, если кто славу нашу затронет, глотку перегрызу!

Вслед ему глядя, Гурьич говорит:

- Странно. Я тоже в двадцать третьем году родился, но мне почему-то к началу войны было восемнадцать, и я всю ее прошел от звонка до звонка!

Господи! Нашли врага!

Помню, когда в очередной раз отдел наш разогнали (чтобы через два года снова согнать), Кошкин рванул в какую-то китобойную флотилию, плавал на судне-самке, добывал крайне ценную сперму кита; я устроился в редакцию "Катера и яхты" (Высочанский был главным редактором), а Гурьич оказался начальником курсов усовершенствования гостиничного персонала! Горничных усовершенствовал, официантов, барменов. А главное - с бандитами разобрался, с ходу те почтением прониклись к нему. Год всего проработал на курсах назначили заместителем городского головы по хозяйственной части! Я говорил Гурьичу: "Не понимаешь? Слетит скоро голова, все события к этому идут!" "Мне это безразлично, - Гурьич отрубил. - Бачки при всех системах должны работать!" Ну и, конечно, был вместе с головой сметен гневом демократических масс, ну, то есть, конечно, не совсем сметен, точнее даже, был оставлен на прежнем месте, пока новые власти еще не разобрались (что долго длится), но с официальной должности был как бы снят как осколок реакции.

Помню заседание городской комиссии по распределению помещений, новое начальство за длинным столом, просители по стенам (мы с Высочанским новое помещение для редакции просили), а сбоку, за каким-то обшарпанным столиком, Гурьич сидит, как бы разжалованный: мол, потерпите немножко этого солдафона, вот только с делами разберемся, его уберем. Обычно Гурьич всегда выглядел щегольски, особенно тщательно кудри свои укладывал (на ночь даже сеточку надевал), а тут он сидел почему-то непричесанный, с воротом открытым и даже без галстука (как бы теперь не полагался ему галстук).