Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

- С-скотина! - вдруг явственно донеслось со сцены.

Все застыли. Я не оборачивался, но знал точно, что произнесла это моя. Сладко заныло в животе. "Вот влип!" - мелькнула отчаянная мысль.

Дирижер испуганно взмахнул руками. Хор грянул. Сразу чувствовалось, что это не основное его занятие.

После концерта Хухрец и Леха безошибочно подошли к ней.

- С нами поедешь! - сказал Леха.

- Не могу! - усмехнулась она.

- Почему это?

- Хочу тортик купить, к бабушке пойти! - издевательски проговорила она.

- Эта Красная Шапочка идет с тортиком к бабушке уже третий год! хохотнул Хухрец.

- Пойдемте! - сказал я ей.

Она глядела на меня неподвижно, потом кивнула. Под изумленными взглядами Лехи и Хухреца мы прошли с ней через зал и вышли. Взбудораженный Леха догнал нас у служебного выхода.

- Ну, хочешь... я жену свою... в дурдом спрячу? - крикнул он ей.

"Странные он предлагает соблазны!" - подумал я. Она без выражения глянула на Леху, и мы вышли. Дом ее поразил меня своим уютом.

- Так ты чего на этой должности подвизаешься? - удивился я. - У тебя муж, видно, богатый?

- Да я бы не сказала! - усмехнулась она. - Сама зарабатываю!

- Чем?

- Бисером вышиваю, в одном кооперативе. Одна вышивка - тысяча рублей.

- Одобряю. А зачем же тогда... в этом хоре шьешься?

- А может, нравится мне это дело! - с вызовом проговорила она.

- А... муж все-таки есть?

- Заходит... Сын сейчас придет.

- О! - Я причесался. - А сколько ему?

- Шестнадцать.

Зазвонил телефон. Она подняла трубку, ни слова не говоря, послушала и выдернула шнур из гнезда.

- Странно ты разговариваешь! - удивился я.

- Да это дружок твой звонил. Сказал, что, если я соглашусь, даст мне пачку индийского чая.

"Да-а... широкий человек! - подумал я. - Ему что пачку чая подарить, что жену в дурдом посадить - все одно".

- Вы, наверное, торопитесь? - заметив, что я задумался, сказала она.

"Ну, ясно, я ей не нужен! - горестно подумал я. - Конечно, ей нравятся молодые и красивые, но ведь старым и уродливым быть тоже хорошо! Не надо только слишком многого хотеть".

Неожиданно хлопнула дверь - явился сын.

- Боб, ты будешь есть? - крикнула она.

- Судя по ботинкам сорок пятого размера в прихожей - у нас гость. Хотелось бы пообщаться.

- Это можно! - Поправляя галстук, я вышел в прихожую. Больше всего из ребят мне нравятся такие - очкастые отличники, не лезущие в бессмысленные свалки, но все равно побеждающие. Может, я и люблю их потому, что сам был когда-то таким - и таким, в сущности, и остался. Жизнь, конечно, многому научила меня, в разных обстоятельствах я умею превращаться и в наглеца, и в идиота, но, оставшись наедине с собой, снова неизменно превращаюсь в тихоню отличника.

Мы поговорили с ним обо всем на свете, потом Боб сел ужинать, и я ушел.

Леха одиноко сидел в номере, смотрел телевизор. Телевидение показывало бесконечный сериал "Про Федю" - как тот приходит домой, снимает пальто, потом ботинки, потом идет в туалет, потом в ванную...

- Все! Глубокий, освежающий сон! - радостно проговорил я и вслед за Федей улегся. Некоторое время в душе моей еще боролись Орфей и Морфей, потом Морфей безоговорочно победил, и я уснул.

Проснулся я оттого, что Леха тряс меня за плечо.

- Просыпайся, счастливчик! Долго спишь!

- А сколько сейчас времени? - пробормотал я.

- Самое время!.. - Леха торжественно вышагивал по номеру. - Твоей-то укоротили язычок - из хора вычистили ее!

- Как?!

- Обыкновенно. Дирижер толковым малым оказался с ходу все просек.

Леха торжествовал. Я звонил ей по телефону - телефон не отвечал.

В комнате стояли два ведра пятаков (подарки восхищенных аборигенов?). Я подумал, что Леха будет носить их на ушах, в качестве клипс, но он хозяйственно высыпал их через отверстие в шапку.

Шея у него уже стала крепкая, как у быка.

Он бросил горделивый взгляд в зеркало. Он явно считал разбухшую свою шапку лавровым венцом, который местные музы возложили на него в благодарность за умелое руководство.

На лестнице нам встретились несколько вагоновожатых с ведрами пятаков - Леха благосклонно принял на себя "золотой дождь", - дело явно было поставлено с размахом. У гостиницы стояла очередь трамваев, набитых людьми, из них выходили вагоновожатые с ведрами...

- Не забывает Геха кореша! - размазывая слезы,

проговорил Леха.

Потом мы были в бане, где Леха прямо сказал старику гардеробщику, что шапку Мономаха он снимать не собирается. Впрочем, гардеробщик и не особенно удивился - многие уже мылись, не снимая шапок.