Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 1)

Лейсан, к чести его, не возроптал, напротив, возгордился, что может сгодиться в таком важном деле. Посидит месяц-другой в каземате, а выйдет героем-мучеником, всю жизнь будет расписывать свои подвиги, да еще приплетет вдобавок и выставит, глядишь, себя героем почище Наби, ни дать ни взять, с Кёроглу сравняется.

- Да, Аллахверди, ловко вы на мне выезжаете! - Лейсан покуда решил напомнить, как ему тут трудно приходится.

- Чья это затея, а?

- А чья, по-твоему?

- Наби не пойдет на такое.

- А кто, если не он?

- Поклянись моей жизнью!

- Ну вот еще, стану я клясться твоей жизнью.

- Тогда пусть знает народ, что Лейсан готов за Наби жизнь положить!

- Эй ты, язык прикуси! - раздался хриплый окрик проходящего мимо надзирателя.

Оглянулись, а по коридору шествует дородный офицер, пшеничные усы, шашка на боку, нагайка за голенищем сапога. Надзиратели вокруг увиваются.

- Вернуть всех в камеры!

- Этот вот - не арестант, ваше благородие!

- Оба "черные коты", разбойники.

- Один - да, а другой посетитель, мирянин.

- Два сапога - пара! - Офицер подошел к Аллахверди и, ухватив его за плечо, тряхнул.

- Когда ты был здесь в последний раз?

- Дней десять тому назад, начальник.

- Не десять, а четыре!

- Ну, пусть четыре! Разве нельзя дустагу10 хлеб носить? - Аллахверди показал на Лейсана, выделявшегося среди других своей относительно опрятной одеждой.- Сам видишь, он - из благородного рода.

- Вижу, так и прет из него благородство... Вылитый... князь. Ха-ха...

- Не смейся, начальник. А то Лейсан-бек может в Петербург падишаху пожаловаться на тебя.

- Пожаловаться?!

- Да. Напишет, что казачий офицер смеется над кавказским князем.

- Пусть хоть самому богу пишет. Какой он князь! А ты живо убирайся отсюда.- Есаул пихнул его в спину. Аллахверди подхватил порожний хурджин. Хотел было и есаулу в карман впихнуть червонец из суммы, которой его снабдил Наби, но, видя гонор офицера, раздумал. "Может, из новоприбывших на Кавказ, еще не научился красть. А если научился - и того хуже, чего доброго, кликнет казаков, отведут в укромный уголок и не отпустят, пока не обдерут до нитки, не выпотрошат... Тогда кусай локти, да поздно. Отдадут на растерзание следователю, и все пойдет насмарку, дело провалится, и позора не оберешься".

И потому Аллахверди бочком-бочком,тише воды, ниже травы, поспешил скорее стушеваться, шмыг в ворота и с глаз долой, скрылся в густых зарослях, обступивших стены каземата, долго продирался, прежде чем остановился перевести дух. И рад был, что дело так обернулось.

Глава восьмая

Капитан Кудейкин обходил камеры, двор, коридоры каземата, остановился у дверей камеры Хаджар, велел отпереть, заглянул внутрь. И хорошо, что Хаджар по топоту, по руготне в коридоре уже догадалась, что к чему, и мигом легла на нары, укрывшись с головой серым облезлым одеялом.

- Эй, разбойница! - рявкнул есаул. Хаджар не отозвалась, прикинувшись спящей.

- Эй кара пишик!11-заорал офицер.

Хаджар не выдержала, вскочила на ноги.

Капитан смерил ее взглядом: лицо женщины пылало гневом, - Самая что ни на есть цыганка,- сказал он.- Насмотрелся на таких - в Бессарабии!

Хаджар решительно шагнула вперед.

Сызмала она слыла отчаянной задирой, не боялась и с гадюкой столкнуться, схватить кизиловый прут, преградить змее путь, размозжить голову. Как мать и отец ни пытались вразумить ее, предостеречь от рискованных затей, да уж такой она, видно, уродилась, куролесила с мальчишками по округе.

Как раз в ту пору отец Наби, старый Ало-киши стал "подъезжать" к ее отцу:

- Слушай, Ханали, твоей бы озорнице мальчиком родиться!

- Эх, Ало, я эту самую озорницу на сотню сыновей не променяю!

- Но все же, как ни верти, дочь дочерью, а сын - сыном.

- Ханали, отцы наши говаривали, лев ли, львица ли - все одно: львы. Так ты не очень-то задавайся, что у тебя одного Наби сорвиголова.

- А что? Как погляжу - наш-то растет удальцом вроде Кёр-оглу!

- А может, и наша вырастет Арабзанги12.

- Да какой же из девчонки герой? В лучшем случае - выйдет подруга нашему удальцу!

- Погоди! - Ханали не унимался, бахвалился.- Вот, вырастет моя Хаджар, опояшется мечом моим, нагонит страху на наших удальцов мовлинских, тогда ты поймешь, что сама Арабзанги перед нашей Хаджар - дитя!

- Ты так превозносишь свою дочь, думаю, может, породниться с беками возмечтал?

- Ну, ты загнул, Ало! Нет уж, как ни верти, кто мне ровня - тот и родня.

- Я ли тебе не ровня? - подхватил Ало.- И чоха у нас схожа, и папаха, и чарыхи13. И кинжал на боку...