Натиг Расул-заде - Среди призраков

- Это еще зачем?

- Ну, они будут стесняться... Будут скованно чувствовать себя при тебе...

- Надеюсь, вы не собираетесь здесь купаться?

- Нет, серьезно, ты бы задержался сегодня, а?

- Эх, лучше б уж поссорились, хоть была бы причина... А так мало того, что каждый день задерживаюсь, еще ты просишь, чтобы специально задержался...

- Да я просто хотела показать им фильмы... Ну, те самые... Закира я пошлю к папе... А мы тут немного поразвлечемся. Пусть попользуются, бедняжки, когда им еще доведется посмотреть такое...

- Потом звону от них будет... Будут везде ходить и говорить, что я держу у себя кассеты порнографических фильмов. Это неприятно.

- Пустяки. Я им скажу, чтобы не болтали. Они не по смеют. Испугаются. Значит, мы договорились? Задержишься часов до одиннадцати, а?

- Чего только не сделаешь ради подруг юности горячо любимой жены.

- Вот спасибо.

- Только думаю, вряд ли Закир усидит у твоего папы вечером.

- Почему?

- Найдет себе более интересное занятие...

- Что ты этим хочешь сказать? - Она встревоженно заглянула ему в лицо.

- С недавних пор у него появились какие-то сомнительные, разболтанные приятели, собираются у кого-нибудь и занимаются примерно тем же, чем ты собираешься заниматься сегодня вечером с подругами. Только тебе по возрасту это не возбраняется, а ему... сама понимаешь...

- Какие приятели? Почему ты говоришь мне об этом впервый раз? Почему я все узнаю в последнюю очередь? у него и времени на приятелей нет, у него же занятия, он так загружен и...

- Должен тебе сказать, что на музыку он давно уже не ходит... И на уроки иностранных языков, кстати, тоже... Раз уж заговорили об этом.

- Да? - Сона так и села в кресло, возле которого стояла. - Как это?

- Да вот так. Он их прогуливает, мне доложили. Насчет дружков еще точных сведений нет, но я навожу справки.

- Как же?.. Как же ты?..

- Я ждал... и жду до сих пор, когда он сам признается. Тогда все будет гораздо проще.

- Погоди, погоди, что ты такое говоришь? Что значит, сам признается? А почему же Альфред Александрович не поставил нас в известность, что Закир перестал посещать его уроки?

- Он поставил в известность меня. Надеюсь, что этого вполне достаточно.

- Ты считаешь, что этого вполне достаточно? - Сона вскочила с кресла и нервными быстрыми шагами стала ходить по комнате, по розовому пушистому ковру на полу. - Вот это здорово! По-твоему, я уже не участвую в воспитании сына, уже никаким боком к этому не имею отношения? Меня ты уже устранил от этого занятия, да?..

- Если бы ты узнала тогда насчет прогуливаний Закира, все кончилось бы шумно и неряшливо, как всегда, когда ты решаешь вмешаться во что-нибудь.

- Ах вот как? Ну, спасибо за такое мнение.

- Все кончилось бы еще одним семейным скандалом, который бы свелся к спихиванию ответственности с одного из нас на другого, а дело бы не продвинулось, а нужно как раз наоборот, чтобы без всяких утомительных скандалов решить это дело тихо, мирно и по-деловому. Надо узнать все у самого Закира. Если мы не будем его слушать, а только долдонить своё, что считаем необходимым долдонить, ничем хорошим наш разговор не кончится. Не забывай, что ему уже шестнадцать, в этом возрасте опасно давить на волю мальчика.

Сона уже успокоилась и теперь, взяв себя в руки, старалась, как говорил муж, тихо и мирно обдумать то, что ил только что узнала - оказывается, Закир уже давно не посещает уроки... Но почему же?.. Обида все же давала знать, мешая сосредоточиться и думать о главном. Снова и снова вспыхивала в ней обида: почему он от нее скрыл? Почему от нее скрыл сын - самый близкий ей человек на свете, чем она дала ему повод к недоверию? Ведь раньше он всем с нею делился, все ей рассказывал, бывало даже, несмотря на мальчишеское самолюбие и апломб, спрашивал совета; что же сейчас произошло? И Тогрул тоже хорош... Ну, Тогрул это особая статья, тут и надеяться на откровение с его стороны было бы неразумно, но сын, Закир... А все же, может прав Тогрул, и все это у Закира переходное, мимолетное, возраста, и все еще наладится, как только пройдет этот опасный, взбалмошный возраст?.. Или все-таки она дала повод к недоверию со стороны сына?.. Неужели? Вспомни, вспомни говорила себе Сона, в последнее время ты стала больше уделять внимания себе, он это, естественно, замечает, и ничего не бывает просто так, если где-то прибавляется, то обязательно где-то убавляется, от чего-то отнимается, ничего не происходит в жизни просто так, без последствий, вот и отнялось Закира то, что она прибавила себе - внимание, забота, ласк; время, отводимое ему; и все это привело к тому, что в последнее время он стал заметно холоден с матерью, она утратил доверие в его глазах... Или, может, это просто возраст, пришла опять спасительная мысль, но тут же другая мыс: отвергла предыдущую: нет, подумала она, не надо себя обманывать, вспомни, когда Тогрул уезжал в командировку и звонил Рауф, сыну пришлось случайно и невольно (он сам потом признался, сказав, что это произошло случайно) усышать ее разговор с Рауфом, а она, как назло, очень уж тот раз разлюбезничалась с ним, уверенная, что одна в доме (домработница Рая была услана на рынок, Закир должен о находиться в школе, но как раз ввиду последнего пустот; урока вернулся раньше), говорила в трубку всякие глупые нежности, что соскучилась, и буквально напросилась сама и свидание, которое в конце концов с видимой неохотой Рауф ей назначил. Она, довольная, что настояла на своем, положила трубку и тут в зеркале своего туалетного столика заметила бледное лицо сына. Улыбка еще не сошла с ее разгоряченного интимным разговором лица, на нем еще более опытным глазом можно было бы прочесть предвкушение от удовольствий предстоявшего свидания, когда она, подняв голову, заметила отражение побледневшего мальчишеского липа в зеркале с металлической рамой в стиле рококо, что придавало отражению несколько странный, в старинном духе оттенок, так и казалось, что мальчик этот весь в кружевцах, со скрипкой под мышкой, мальчик-вундеркинд, будущая знаменитость. Может, как раз именно это отвлекло ее, она не сразу восприняла отражение сына в зеркале как должно, как реальность, как взорвавшуюся на осколки минуту, в которой они оба находились и она, и сын. Потом она страшно перепугалась - что, если он все слышал? - но даже тогда улыбка не вдруг, не сразу сошла с ее лица. А Закир ничего не сказал, тут же вышел из ее комнаты, но потом, минут через двадцать, за столом, во время обеда, придравшись к какому-то пустяку, закатил дикий скандал, как псих, устроил истерику, что было для него вообще явлением нехарактерным. Они с Раей еле успокоили его, и, стараясь дознаться до причин этой истерики, сильно обеспокоившей ее, она была чересчур уж назойлива, и тогда он, убаюканный в объятиях матери, обессиленный после такого бурного эмоционального взрыва, признался ей, что случайно подслушал почти весь ее разговор от начала до конца. Тут она стала врать одно за другим, говорила, что это вовсе не то, что он думает, что она говорила по телефону с мужем одной ее очень близкой подруги, что ей срочно нужны билеты куда-то, и что он их может достать, пока папа в отъезде, она говорила, говорила без умолку, понимая, что сейчас главное - убедить его, оглушить его потоком слов, водопадом слов безобидной информации, заставить поверить, что она ни в чем не виновата, и тогда казалось, что ей удалось задуманное, хотя от начала до конца слушал он ее очень вяло и вроде бы без всякого интереса. Теперь, вспомнив этот случай, она и его причислила к ряду тех мелких эпизодов, которые могли отдалить от нее сына, охладить отношения между ними, нарушить былое доверие, существовавшее раньше...