Андрей Зарин - Скаредное дело

Эхе вошел, огляделся и сразу узнал давно знакомую ему картину. Он почувствовал за своим поясом тяжелые талеры, вспомнил, как в своих походах он купил и веселился, и тотчас же махнул рукой одному из подростков. Тот мигом понял его знак и торопливо поднес ему оловянную кружку с водкой.

— Пей во здравие! — сказал он, кланяясь гостю. Эхе кивнул ему, встряхнул головою, поднял кружку и залпом осушил ее, прищелкнув языком от удовольствия.

Близ сидящие заметили рейтара и с любопытством следили за ним.

В то время уменье выпивать считалось одною из доблестей, и всем понравилась молодецкая ухватка Эхе.

— Вот это по нашему: хлоп и нету! — закричал ярыжка, взмахивая руками как крыльями.

— Иди к нам, ратный человек! — позвали его к себе стрельцы.

Эхе сел подле них.

— Тащи, малец, братину! — крикнул один из стрельцов. — Немчины славно рубятся, да и пить не дураки тоже!

— Дело говоришь, Михеич! — весело отозвался другой стрелец помоложе.

Мальчишка поставил на стол муравленный горшок, наполненный водкой, и небольшой ковшик. Михеич разлил им водку по кружкам.

— Откуда рубец у тебя, немчин? — спросил он.

— Этот? — сказал Эхе. — Ваш русский бил, в Москве когда были.

— Эге-ге! — усмехнулся Михеич, — может, и мой бердыш. Я тогда с князем Пожарским у Никитских ворот с немцами бился.

— Жарко бил! — сказал Эхе. — Кругом горит. Все кричат, тут русский воин, там русский: с города: и меч, и смола, и камни.

— А ты что же думал, немчин, что мы матушку Москву вам, псам, отдадим? — подходя пьяной походкой, спросил ярыжка.

— Мой ничего не думал. Мой служил у генерала Понтуса Делагарди, а он у генерала Гонсевского служил!

— Ну, вот и намяли бока! — захохотали кругом.

Эхе покраснел.

— Потому, что поляк глюпий, — сказал он.

Раздалась веселая песнь скоморохов, и они пустились в пляс. Один из мальчишек, изображая женщину, затоптался на месте, махая платком.

— Люблю! Отхватывай, Алешка! — закричал молодой стрелец.

В это время Эхе заметил кривого рыжего и его товарища. Они пили и о чем-то спорили. Эхе перешел на другое место и сел подле них, думая услышать имя хорошенького мальчика.

— Волчья сыпь! Пять рублей кожею дал, — говорил рыжий.

— Себе и бери их, а нам отдай серебро! — ответил раскосый.

— Тоже! Все пополам. Кожаные пропьем, а эти разделим. Эй, Алешка! закричал рыжий.

К нему подбежал плясавший мальчишка.

— Пить будем! Тащи красулю!

— Важно, ой, важно! — вскрикивал купчик, глядя на пляшущих скоморохов, и, вдруг, взвизгнув, сам пустился притоптывать.

Стены затряслись от топота ног.

— Вот как у нас, немчин! — кричал купчик отплясывая.

— Умеешь так? Уф! — и он упал на лавку, вытирая грязной рукою вспотевший лоб.

— Будет плясать! — сказал он, — пить станем. Всех пою! Молчаливый до времени, он стал теперь угощать всех водкой и заговаривал с каждым.

— Пирование у нас теперь будет. Эх! На три дня!

— Закурим! — отозвался угрюмый подъячий.

— Чай, и вы затем сюда пришли? — спросил Михеич у скоморохов.

— Вестимо, за тем же, — ответил раскосый, товарищ рыжего. — Теперь говорят, на площадь-то и мед и пиво выкатят: на три дня гулянка!

— Слышишь, из тюрем выпустят!

— Всем ярыжкам награда будет!

— Ну?!

— Кому плетью, кому просто тычком! — все засмеялись.

— Что же будить завтра? — спросил захмелевший Эхе.

— Ах ты, немчин, немчин! — с укором сказал купчик. — Завтра наш царь батюшка своего батюшку сустретить. Из полона вызволил его, сердешного, от ляхов поганых!

— Нас то завтра по всей дороге вытянут: стой! — гордо заявил молодой стрелец.

— А вы, чай, к Федьке за ребятишками? — спрашивал временем рябой подьячий у рыжего.

— Вестимо, не без этого, — ответил он. — Калечных надоть да плясунишку.

— Есть у него, есть! — сказал тот. — Намеднись он их штук шесть купил. Жмох!

— Уж это как быть должно!

Компания хмелела. У Эхе уже слипались глаза.

— Где у вас спать-то можно? — спросил он у старшего парня, что разливал водку.

— Клети есть для того, — ответил он, — идти хочешь? Эхе только промычал в ответ.

— Алешка, крикнул парень, — веди немчина в клеть на ночевку!

— Идем! — сказал шустрый Алешка и ухватил Эхе за епанчу и провел капитана в клеть, что стояла особняком в глубине двора; но Эхе не мог заснуть, не смотря на выпитое. Он снял тяжелые сапоги и латы, отвязал меч, но из осторожности не снимал кушака и камзола и ему было невыносимо душно в тесной клети; он вышел на двор, обошел избу и вошел в сад, который тянулся позади нее. Бродя по саду он наткнулся на большой деревянный сарай с маленькими оконцами.