Василий Немирович-Данченко: Удача Незамай-Козла

Пустынная вершина Голгофы… три креста на ней… Посреди распят Тот, единый вздох Которого мог бы уничтожить все сущие миры и вселенные… И Он мучится как человек… И в последние мгновения, когда страдания Его не имеют предела, побледневшими от невыносимой боли устами Он оставляет человечеству вечный завет Свой: «Прости им, Господи, не ведят бо, что творят!» Елисуец сидел весь бледный. Он грозно смотрел вдаль разгоревшися глазами, до половины вынутый кинжал так и застыл в его руке.

— И Он умер?.. Как разбойники около умер?..

— Умер… и в третий день воскрес.

— Воскрес?.. Это всё в книгах есть, что Он воскрес?

— Да, да, Амед — есть.

— Как хорошо! И воскрес, и показался людям?.. Его видели, — ты говоришь?.. И многие его видели?.. Долго?.. И днём видели, и ночью?

— Да, видели и его ученики, и другие.

— Видели живого? Он говорил с ними, с учениками, со всеми, кто в него веровал?

— Да, один между ними был недоверчивый… Христос показал ему раны Свои.

— Исса — великий пророк…

Воскресение Господне впечатлительную душу Амеда наполнило неописуемым восторгом. Он смотрел в синее-синее небо, и ему казалось, что среди светоносного облака он видите Иссу, такого кроткого, такого кроткого!.. Он, видимо, искал сравнения… «Как ягнёнок, когда его режут!..»

— Его недаром мы называем Агнцем…

— Ты хорошо говоришь… Ты очень хорошо говоришь… Я бы тебя всю жизнь слушал! — вырвалось у него, и сам он был не рад, заметив, как вдруг вспыхнула девушка.

Она, впрочем, тотчас же засмеялась.

— Я вам, Амед, принесла книгу, где всё это написано. Ведь вы учились в русской школе. Как же вы ничего не знали об этом?

— Нельзя было знать. К нам мулла ходил. И когда у русских был священник, у нас был мулла. Он нам читал Коран, учил нашим молитвам, рассказывал о Магомете… Он и про Иссу говорил, только мало. До Магомета три пророка было: Моисей, Исса… А третьего я забыл… Раньше Моисея ещё… У него нога была как от этой горы до той…

— Адам, верно! — улыбнулась Нина.

И они оба замолчали. Ни тому, ни другой не хотелось словом нарушить эту сладкую тишину. Розы благоухали, по ветру неслись паутинки… Где-то журчала вода… На небо набежало светлое облачко, — попало под солнце, затлело по краям, загорелось бескровною жертвою… медленно-медленно, — и вот уже нет его, и та же лазурная бездна над Амедом. Елисуец думал в это время, высоко ли взлетел Исса… И почему до сих пор его учили, что Исса — один из пророков, а теперь он услышал, что Исса был Сын Божий… Сын Божий… Значит, он выше Магомета? И действительно, русские везде одолевают горцев… Русские молятся Иссе, горцы — Магомету. Следовательно, Исса сильнее. Был кроток, всех прощал, — а куда могущественнее пророка крови мести. Что значит это? Как понять?.. Голова его работала. Мысли мешались со страшной быстротой, а сердце жутко замирало от близости девушки, которую он, Амед, любил, за которую он бы рад умереть…

— Жаль, что я не родился русским…

— Почему жаль, Амед?..

— Тогда бы ты смотрела на меня как на… брата! — неожиданно сам для себя закончил он. — У нас был бы один Бог и один Исса. Мы бы ходили в одну церковь…

— Вы и теперь можете ходить в нашу церковь. Она открыта для всех…

Он ничего не ответил, но мысль его работала в раз взятом направлении безостановочно.

— И Исса, распятый, победил весь мир? Отчего же он не победил — падишаха, что сидит в Стамбуле?

— Русские войска часто били турок…

— Нам ничего не говорили об этом муллы… Они, напротив, называют султана непобедимым.

Он проводил Нину до лазарета и сел под чинарой на крепостной площади… Издали послышался гул выстрела, ядро взрыло землю около него и, подскочив, упало у его ног, вертясь и подымая пыль… Амед презрительно ткнул его ногой и задумался… У него есть Георгий, скоро будет второй… Если бы ему сделаться офицером… Он бы тогда был равен ей… Хорошо, если бы его сам царь захотел увидеть… Отчего же, если он прославится на всю Россию… Он ещё молод… Он может сделать многое. Царь позовёт его к себе — посмотреть на него… Скажет: «Проси, чего хочешь!..» Он ответит ему сейчас же: «Мне ничего не надо!.. У меня есть много всего — и коней, и домов, и денег… Дай мне только одну Нину. Пускай у неё будет Исса, а у меня — Магомет. Я стану любить её, и она будет счастлива». И царь скажет: «Возьми!» — и он приедет и возьмёт её. В Елисуе, посреди сада — он построит ей большой, белый дом, все стены уберёт шёлком, нарочно где-нибудь на дороге ограбит армянских купцов, — и потолок ему распишут персидские художники птицами, львами и цветами, стену спальни он отделает мовью, у персиян в Баку хорошая есть. По всем полам будут лежать ахалцихские ковры. Он сам выездит для неё Бэльсенэ, лучшего своего коня — за него наместник его отцу две тысячи серебряных рублей давал, но Курбан-Ага не взял их. Каждый день станет он колоть для Нины барана, большие подносы с конфетами будут стоять у неё в комнате… Хорошо будет. А что, если царь ему откажет? «Проси себе любую татарку, или лезгинку, или черкешенку, а Нины я не могу отдать тебе потому, что ты не русский». Что тогда?.. О, тогда проще всего. Он, Амед, — подберётся ночью и увезёт её… Увёз же его отец кабардинскую княжну. Отчего же ему не увезти русскую девушку? Он подобьёт молодых удальцов: Сефер-бея, Арсалана из Елисуя. Они, разумеется, помогут ему. Отказать в этом ни один молодой горец не посмеет, чтобы не навлечь на себя общего презрения. Ему никто не ответит: «Нет!» Напротив, все с радостью рискнут шеей… Он утащит её в горы, оттуда заберётся в такую глушь, где его никто-никто никогда не отыщет… Построит ей посреди дремучего леса саклю… Станет для неё охотиться… У него, ведь, пророк Магомет, а не Исса! Ну, его поймают… Будут судить, расстреляют. Что ж, — всё одно! Не боится он ни того, ни другого… И если там, — поднял он голову вверх, — Исса спросит, зачем он сделал это, он, Амед, ответит ему: «Отчего же Ты не устроил всё так, чтобы мы были счастливы?..» Но нет… Будущее ещё далеко. Все его любят. Сам Брызгалов называет его сыном. Зачем загадывать? И он тихо запел про себя елисуйскую песню: