Ал Разумихин - Короткая жизнь

Неожиданно начался разговор о государственном устройстве России. Часто назывались имена Герцена, Огарева, Бакунина. Оказывается, среди присутствующих я вовсе не был единственным русским. И чем больше вслушивался я в разговоры, тем чаще мелькала мысль: что для этих русских какой-то там Аксаков! Никто его и не вспоминал. А вот на Чернышевского ссылались, и не один раз.

И чем дольше я слушал, тем яснее понимал, что находиться здесь довольно опасно, особенно если я собираюсь вернуться в Россию. В своем романе Тургенев многого не договорил об Инсарове, но здешние инсаровы оказались куда опаснее тургеневского.

Каравелов был в центре всех разговоров. Я пока что держался от них в стороне, да никто меня в них и не втягивал. Я только заметил, что Каравелов нет-нет да и бросит на меня взгляд, интересуясь, как я реагирую на то или иное высказывание, пытаясь определить, что я за птица...

А я подумал: и в самом деле, что я за птица в этой пестрой стае? Ясно, не сокол, не ястреб, не соловей и даже не чиж, просто-напросто обыкновенный невзрачный воробей, ничем не примечательный и никому, в сущности, не интересный.

Иногда Наталья Каравелова приносила странный, округлой формы, похожий на кастрюлю кофейник, разливала по чашкам кофе. Но и кофе, и вино здесь мало кого интересовали. Собирались у Каравеловых вовсе не ради них.

В этом собрании были и три женщины. Держались они в стороне, особняком, в споры не вмешивались, сидели на оттоманке и говорили только тогда, когда кто-нибудь к ним обращался. Все трое были молоды, миловидны, скромны, и было естественно, как показалось мне, что к ним пристроился молодой чернобородый мужчина.

Я сразу обратил на него внимание. Его нельзя было не приметить. И он мне не понравился. Уж очень красив. Насколько красив, подумал я, настолько наверняка и глуп: совершенная красота редко сочетается с умом. Понятно, почему он устроился рядом с женщинами. Среди них он в своей стихии, вряд ли какая способна устоять перед таким красавцем.

- Кто эти дамы? - спросил я хозяйку, когда она подошла ко мне с чашкой кофе.

- Две учительницы и жена нашего наборщика.

О чернобородом мужчине я даже не спрашивал, он не представлялся мне заслуживающим внимания. А потом, прислушиваясь к разговорам и спорам, я и вовсе отвлекся от этой группы, - споры меня интересовали куда больше.

- Не скучно вам? - обратился Каравелов, подходя ко мне.

- У вас спорят так же горячо, как спорили мы, будучи студентами, отвечал я. - Но в существе споров я плохо еще разбираюсь.

- Не так уж трудно разобраться, - заметил Каравелов. - Споры идут между стариками и молодыми.

- Я пытаюсь определиться...

- Вот и определяйтесь, - сказал Каравелов, - чтобы решить, как следует вам поступить.

Тут общий разговор внезапно оборвался. Немолодой мужчина в бараньей шапке, которую он весь вечер не снимал с головы, одетый беднее других присутствующих, движением руки прервал споры.

- Я хочу прочесть письмо, которое получил вчера из Врацы, - сказал он.

И хотя я плохо еще понимал по-болгарски, этого мужчину я понял, может быть, потому, что говорил он медленно и негромко.

В его голосе прозвучало нечто такое, что заставило всех замолчать и обернуться к нему.

- Хочу положить на весы истории свое письмо, - повторил мужчина в шапке. - Я отдам его Любену, оно годится для газеты.

Но читать не стал, даже не развернул листка, принялся не торопясь излагать содержание письма о том, как в деревню Пенчево близ Врацы ворвалась банда башибузуков: кто-то из чорбаджиев пожаловался, что крестьяне не платят подати. Сперва башибузуки приказали всем мужчинам собраться у школы, а когда те собрались, принялись полосовать людей нагайками. Истязали, пока не устали руки. Потом пошли по домам собирать подати. Брали, что попадалось под руку. Требовали денег, но денег находилось мало. Брали одежду, продукты. Потом оповестили деревню, что женские вещи не нужны, пусть женщины и девушки придут за своими вещами. А когда те пришли, отобрали самых красивых и, наизмывавшись над ними, повесили. А затем стали судить жителей за недоимки. Вызывали одного крестьянина, другого, приказывали привести семью и сперва рубили саблями детей, а потом рубили и родителей. Мало кто уцелел из жителей Пенчево...

Монотонно вел свой рассказ мужчина в бараньей шапке, и тем страшнее было его слушать.

Я обвел глазами слушателей. Почему все молчат? Почему никто не выражает своего гнева? Мне хотелось вскочить, бежать на помощь... Я-то вообразил, что мужчина в шапке рассказывает о чем-то исключительном, что его рассказ поразит всех слушающих. Наивный воробей! Страшный рассказ не удивил никого. Грабежи, насилия, убийства были повседневными явлениями в Болгарии.