Иннокентий Омулевский - Сутки на станции

В ямской избе тоже идет беседа, но только беседа не в одиночку, а гуртом, в несколько голосов разом.

— Робята, кто вчерась кульера возил?

— Пайков, надо быть, Демка.

— Ты, что ль, Демка, кульера возил?

— Я.

— Он, братцы, теперича и говорить не станет с важности…

Смех.

— Ты, што ли, язык-то у меня съел?

— Он те сколько, Демка, на водку дал?

— А те што?

— У него, робята, эфта водка те в зубах засела — посейчас выплюнуть не может…

— Ой ли?

— Право слово, так.

Смех.

— Взаправду, братцы, у него щака спухла…

— Глаза у те, видно, спухли, пучеглазый!

Смех.

— Ишь кульер-от как его навострил!

— А ты б ему, Демка, сдачи, брат…

— Нельзя! Больно крупную закатил.

— Размену, значит, не хватило?

— Был, да просыпался дорогой — больно уж хлестко гнал.

Общий хохот.

— Ты, Демушка, ужо сальцом на ночь помажь…

— Што ты, паре! Девки любить не будут.

— Не будут, што ли?

— Ей-богу, не будут; Машка смотрительска первая наплюет в харю.

— Нешто он уж и за Машкой нонече приударил? Эку кралю выбрал!

— Ему, братцы, и смотрительска свинья впору…

— Во как, брат Демка, попече!

Хохот на всю ямскую.

Приземистый и рябой Демка, парень лет восемнадцати, забивается при этом в самый темный угол избы и только пыхтит, поглядывая на всех исподлобья. Входит ямщик молодцеватого вида.

— Слыхали, робята: смотритель нонече опять запьет?

— Ну?!

— Поглядите, што запьет.

— Ты почему знаешь?

— Чин получил. Сичас у подрядчика был — Анисья сказывала. Сам-то проздравлять пошел.

— Эво как!

— Какой же теперича на нем, братцы, чин будет?

— Хто его знат! Первой, стало быть.

— Нешто он покедова без чина был?

— А ты как думал?

— Mo статься, эфто второй?

— Куды те! Ему и с эфтим-то не справиться.

— А я думал, братцы, он у нас с чином.

— Был чин-от, сказывает Анисья, да не настоящий, не хрещеный, значит…

— Ну, теперича беспременно загуляет.

— Загуляет — эфто верно.

— Теперича держись, робята! Как раз порку задаст.

— Задаст же и есть, братцы.

— Демке, паре, первому достанется…

— Перво-наперво ему.

Смех.

— Што ж, братцы! Пойдем, што ли, смотрителя проздравить?

— Поди-ко ты, бойкий, сунься…

— Што ж так?

— Он те проздравит!

— На радостях ничего…

— Толкуй-ко ты, малый!

— Прогонит, ребята,

— Не прогонит.

— Осенесь прогнал.

— Осенесь — друго дело.

— А може, братцы, што и водкой угостит?

— Ладно — на свои выпьешь.

— Што ж! Не зверь он какой…

— Известно, не зверь — не съест.

— Чаво ж гуторить-то попусту — идти али нет? сказывайте.

Молчание и общее раздумье. На дворе слышится звук почтового колокольчика. Все снова оживляются: даже Демка вылезает из угла.

— Никак, робята, тройка бежит?

— Надо быть, тройка.

— Тройка же и есть, паре!

— Чья очередь-то?

— Миколки Копылова никак.

— Пошто моя-то? Андронникова.

— Его разе?

— Его.

— Микита, беги к Андронникову.

— Чаво бежать-то: сам услышит.

— Може, кульер.

— Типун те на язык-то! — что больно часто.

— Не пошта ли, ребята?

— Поште рано прибежать.

— Коли, братцы, кульер — Дёмкина очередь…

— Его! Известно, его.

Смех.

Два-три ямщика уходят, почесываясь. За перегородкой, слышно, кто-то молится вполголоса.

— Парфон! А дядя Парфен!

— Господи помилуй! Господи помилуй! Дай богу-то помолиться… Господи помилуй!

— До у те новыя-те постромки?

— Господи помилуй! Господи помилуй! Спроси у Орины, че-орт! — она убирала. Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!

Еще двое уходят. Дядя Парфен молится учащеннее. Ямская мало-помалу пустеет.

Перед самым крыльцом станции стоит огромная кошева. Подслеповатый ямщик — вся борода и усы в ледяных сосульках — медленно выпрягает лошадей. В кошеве сидит господин в енотовой шинели, с гражданской кокардой на фуражке; рядом с ним толстый купец в громадной песцовой шубе. Ямщики кучкой стоят около экипажа, похлопывая от времени до времени ногой об ногу. Одни осматривают полозья, другие пробуют рукой отводы; вообще, все суетятся, как будто делают что-то, в сущности же, ровно ничего не делают. Максим Филиппыч, на этот раз уже в качестве ямщицкого старосты, угрюмо переговаривается сперва вполголоса, а потом все громче и громче с приехавшим ямщиком:

— По казенной али по частной?

— По ча-астной.

— Прогоны каки?

— Па-аровы.

— Не троешны?