Михаил Булгаков - Рассказы и фельетоны

Все это под расписку было сдано ответственному работнику учка.

И ответственный работник учка все документы Всеволода потерял.

Всеволод стал избегать ответственных работников учков и прятался от них в подворотни. Ответственный поехал в отпуск, и Всеволод нырнул к его заместителю, но и заместитель уехал в отпуск, а у заместителя был помощник, коему Всеволод вновь вручил свои документы. Помощник рассмотрел документы Всеволода и по неизвестной причине вернул их через местком Всеволоду. Так что кандидатура Всеволода рухнула.

Всеволод получил из учка обратно документы, а вместе с ними шиш с маслом.

Всеволод кинулся в учк с воем.

— Бедный Всеволод,— говорили учкисты, рыдая Всеволоду в жилет,— мы тебя понимаем и тебе сочувствуем, юный красавец.

И в знак сочувствия написали Всеволоду записку в политехникум:

«Так и так, примите Всеволода».

Всеволод бросился в политехникум с запиской.

— Арифметику проходили, молодой человек? — спросили Всеволода в политехникуме.

— Проходил,— ответил почтительно Всеволод.

— Так вот, решите задачку: в политехникуме свободных мест N. А записок на эти свободные места написано N × 3 плюс еще одна записка, ваша. Спрашивается, попадете ли вы в политехникум?

— Нет, не попаду,— сказал Всеволод, который был очень способен в математике.

— Удалитесь, молодой человек,— сказали ему в политехникуме.

И Всеволод удалился.

Безобразия творятся у нас на белом свете.

Иван Иваныч, Деес {133} товарной станции, вошел в свой кабинет, аккуратно снял калошки, поставил в уголок и уселся за свой стол.

Тут его глаз заметил на столе служебную бумагу. Деес развернул ее, прочитал и немедленно начал рыдать от радости.

— Оценили Дееса… Вспомнили…— бормотал он.

Он позвонил.

— Позвать моего помощника. Сидор Сидорыча,— заявил он курьеру.

— Идите, Сидор Сидорыч, к Ивану Иванычу,— сказал курьер помощнику.

— А что? — спросил помощник.

— Рыдают они,— пояснил курьер.

— Какого лешего рыдает?

— Не могу знать.

— Вот, черт его возьми,— гудел помощник, направляясь в кабинет по коридору,— минутки покою с ним нету. То он смеется, то рыдает, то бумаги пишет. Замучил бумагами, окаянный.

— Что прикажете, Иван Иваныч,— сладко спросил он, входя в кабинет.

— Голубчик,— сквозь пелену дождя сказал Деес,— радость у меня нежданная, негаданная,— при этом вода из Дееса хлынула в три ручья,— получаю я назначение новое. Недаром, значит, послужил я социалистическому отечеству на пользу… Церкви и отечеству на утеше… Тьфу, что я говорю! Одним словом, назначают меня. Ухожу я от вас…

«Слава тебе, господи, царица небесная, угодники святители, услышали вы молитвы мои,— думал помощник,— послал мне господь за мое долготерпение, кончилась каторга моя сибирская»,— а вслух заметил:

— Да что вы говорите. Ах, горе-то какое! Как же мы без вас-то будем? Ах, ах, ах, ах, ах, ах, аха, ах! — «Зарыдать надо, шут меня возьми, а я не умею. С четырнадцати лет не рыдал, ах, чтоб тебе».— Он вытащил платок, закрыл сухие глаза, и наконец ему удалось взрыдать несколько ненатуральным голосом, напоминающим волчий вой.

— Кульеров зовите прощаться,— заметил совершенно промокший именинник.

— Вот уходит от нас Иван Иваныч,— искусственно дрожащим голосом заявил помощник и, пырнув курьера пальцем в бок, добавил тихо: «Рыдай!»

И курьер из вежливости зарыдал.

Из той же вежливости через пять минут рыдала вся контора Дееса.

Отрыдав сколько положено, она успокоилась и приступила к своим занятиям. Но дело этим не кончилось.

— А знаете что, Сидор Сидорыч,— сказал несколько просохший Деес, ведь я со всеми не могу попрощаться, ведь мне сегодня ехать надо. Как же я расстанусь с дорогими моими сослуживчиками: конторщичками, телеграфистиками, машинистиками, бухгалтерчиками.

«Ой, опять взвоет, это же наказание»,— подумал помощник. Но Деес не взвыл, а придумал великолепнейший план.

— Я с ними в письменной форме попрощаюсь. Будут они помнить меня, дорогие мои товарищи по тяжкой нашей работе на устроение нашей дорогой республики…