Михаил Погодин: Русая коса

Другая, наоборот, живет, кажется, в мире внешнем; кажется, сама есть прелестное явление из внешнего мира, резвится, веселится, всем играет, надо всем смеется, везде находит сторону вещественную, хотя и облагороживает ее. Ничто не останавливает ее внимания надолго; своенравная, она летает от одного предмета к другому, беспрестанно противоречит себе и другим; не пленяет, но завоевывает и бросает свои завоевания; на нее нельзя не радоваться, но нельзя и не сердиться. Это какая-то легкая поэзия.

Я знаю их обеих, и очень хорошо. Поэзия выросла даже на глазах моих. Гостя часто у них на даче, я имел случай коротко с ними познакомиться. Ты знаешь: в обществе малочисленном живется как-то простее, откровеннее; беспрестанно встречаются такие случаи, каких годами не дождешься в городе, случаи, коими человек раскрывается. Одно слово, которое мимоходом уронили, один взгляд, который туда-сюда бросили, обрисовывает характер яснее иной биографии. Притом мы беспрестанно бывали вместе: поутру, например, были заведены у нас общие прогулки; мы говорили свободно, без всяких светских притворных приличий, о литературе, чужой, своей, о славных писателях, о жизни, о предметах нравственных. Веселая непринужденность царствовала в наших разговорах; иногда рассыпаемы были цветы остроумия, насмешки, и все, заметь, было растворено сим драгоценным благолюбием, которое составляет существенное достоинство всякого просвещенного человека. Я привык к ним и любил их — благодарностию за все те удовольствия, которые они мне доставляли. Знаешь ли, что, живя у них по четыре месяца, никогда не имел я никакого неприятного противного ощущения! Я наслаждался жизнию. Чтение мое там состояло всегда в сочинениях славных моих друзей-гуманистов: Гердера [5] Гердер Иоганн Готфрид (1744–1803) — немецкий историк, философ, филолог, предшественник романтической философии истории. , Шиллера, Франклина [6] Франклин Бенджамин (1706–1790) — известный американский просветитель, ученый, государственный деятель. , Шлёцера, и таким образом повторял я свой курс studiorum humaniorum [7] гуманитарных наук (лат.). и теоретически, и практически. Из всего этого можешь ты представить себе, с каким запасом добра, с какими приятными воспоминаниями оставлял я их мирное обиталище, в котором умывался, кажется, какою-то доброю водою… как был я предан им! Впрочем, скажу тебе по совести, я любил их только как прекрасные идеи в прекрасных формах, как мы любим Марию Стуарт [8] Мария Стюарт — героиня одноименной драмы Шиллера (1801). Шиллерову, Юлию [9] Юлия — героиня романа Ж.-Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761). Руссову, Магдалину [10] Магдалина — возможно, имеется в виду картина Корреджо «Христос, являющийся Марии Магдалине в виде садовника» (1510-е гг.) Корреджиеву, — и только. Они заметили во мне добрые наклонности, еще не знаю что-то, и обращались со мною как с домашним. Так точно провел я у них и последнее лето на даче. В город возвратились давно… Я бываю у них часто… На днях я прихожу к поэзии с «Чернецом», который только что вышел из печати. В передней комнате на ее половине говорят мне, что графиня недавно вышла из ванны и принять меня, вероятно, не может. Я своротился было назад, как вдруг раздался голос из кабинета: «Что вам угодно, Н. Н., здравствуйте!» — «Я принес к вам литературную новость, и очень приятную». — «Ах, подите, подите сюда поскорее, прочтемте вместе… Нет, нет, погодите одну минуту… теперь готова… пожалуйте…»

Я вошел… но, Александр, прощай, поди домой! Я не могу продолжать: у меня голова закружилась, волнуется сердце… Приди завтра, приди, когда ты хочешь… Неужели давно это случилось?.. Не может быть: ты меня обманываешь.

— Перестань ребячиться, и что это за прихоть жестокая! Ты довел меня до вершины горы, хотел показать вид и закрыл глаза… Лучше бы не начинал.

— Не могу, клянусь, не могу. Я вижу теперь эту русую косу, которая рассыпается густыми кудрями по плечам…

— Браво, философ, да это уже и не по-нашему. Дай мне пощупать пульс твой… Но вот тебе стакан холодной воды; из другого, если хочешь, я тебя оболью, и ты прохладишься. Мне нужны только два слова… Кончи.

— Я вошел… Графиня стояла еще перед зеркалом в голубом ситцевом капоте с длинными рукавами, на шее кисейная косынка, сложенная спереди и небрежно подправленная под воротничок. Подле горничная, только что застегнувшая последнюю пуговицу… Вытертые, но еще не высохнувшие волосы спускались со всех сторон длинными, густыми и реденькими кистями… Лицо то открывалось, то закрывалось крайними локонами; графиня своими белыми ручками закидывала их назад, поправляла, но они, досадные, беспрестанно опускались над глазами. Иногда сверкали сквозь них пронзительные голубые глаза… Половина головы озарялась солнечными лучами, которые прокрадывались сквозь малиновые занавески и наводили то свет, то тень на свежее лицо. Ах, Александр, она была очаровательна. Если я помешался, разумеется не надолго, то ты верно бы сошел с ума и навсегда… Я весь трепетал… Ты веришь, что каменная Галатея оживилась творческим духом художника — так поверь и тому, что живая Галатея окаменила нового Пигмалиона… и природа не уступила древнему искусству в могуществе [11] Каменная Галатея и далее — по греческому мифу, скульптор Пигмалион влюбился в изваянную им статую Галатеи и оживил ее своей любовью. . Она остановила все мои жизненные силы, и я сделался статуею изумления… Помню наконец, что слова графини привели меня в чувство. «Что с вами сделалось, Н. Н., читайте, читайте, мне хочется поскорее познакомиться с новым нашим поэтом…» В это только время я почувствовал, что я что-то живое, что опять становлюсь собою, и начал читать, извиняясь, как сумелось. Мы прочли «Чернеца». Я возвратился домой и с тех пор не выхожу со двора. В первый раз говорю только… Но я чувствую, мне теперь лучше…