Александр Апраксин - Три плута

Смирнин явился во время затишья. Он прошел к окну и занял столик, спросив официанта:

— Ну, что у вас к обеду?

Однако меню не соблазнило его: как назло, было два блюда, которых он не любил, — солонина и курица.

— Ну, это все не то, — сказал он официанту, — закажи-ка мне лучше порцию холодной лососины с провансалем и хороший венский шницель, да пива бокал подай сейчас светлого и два бутерброда: один — с паюсной икрой, другой — с языком.

— Сию минуту-с.

Затем все пошло своим чередом: голодный Смирнин набросился на бутерброды и мигом уничтожил их, так что поданных двух не хватило и потребовались другие. Но он нарочно заказал себе первое блюдо холодное, чтобы не долго ждать, и, когда ему подали рыбу, даже улыбнулся от радости аппетитному розовому куску рыбы. Смешанная с гарниром и провансалем лососина оказалась превкусною, и была опрокинута вторая кружка светлого пива. Стало разом очень весело, и все горести хоть временно позабылись.

Вдруг кто-то подошел к нему и протянул ему руку. Иван Павлович поднял глаза и, увидев перед собою знакомого франта из «восточных» людей, очень обрадовался ему.

— А, Назар Назарович! — весело сказал он, здороваясь с подошедшим. — И вы сюда зачастили?

— Бонжур! — ответил Мустафетов, армянин, и пояснил: — Наш брат везде ходит, нашему брату везде надо быть. А место у вас за столом свободно?

— Как видите. Садитесь!

— Ну, что вы кушали, Иван Павлович, и вкусно ли вам подавали или нет? — спросил Мустафетов.

— Ничего, недурно; я ел лососину, а на второе заказал себе венский шницель.

— А я себе спрошу тарелку супа, шашлык с рисом, побольше только риса, и полбутылки кахетинского красного, которое я у вас тут же пивал, — сказал Мустафетов официанту.

Смирнин смотрел на него с завистью и думал: «Вот этого человека я никак не разберу: всегда в экипажах, всегда с красавицами в ложах, на скачках, всегда с туго набитым бумажником; в компании может тысячу рублей выкинуть за каприз, а в одиночку сплошь да рядом рублевым обедом довольствуется; одевается у лучших портных, вещи носит все настоящие, дорогие, а между тем чувствует мое сердце, что он — плут. Хоть бы научил меня, право, своему искусству!»

Мустафетов, заказав себе обед, обернулся к Смирнину и спросил его в упор:

— Как дела в вашем банке «Валюта»?

— Вот если бы вы спросили, как мои личные дела, то это было бы понятно, — поправил его Иван Павлович, — а то дела банка «Валюта»! Да там все новые кладовые строят: места для вкладов в старых не хватает.

— А еще говорят, что в России денег нет и достать их негде! — с пренебрежением проговорил на это Мустафетов.

— Достать действительно мудрено.

— А вам хотелось бы?

— Понятно, хотелось бы!

— Дело легче, чем вы думаете, Иван Павлович; только не стоит из-за пустяков мараться: надо полмильончика раздобыть и поделить между собой.

Смирнин выпятил глаза, а Мустафетов спокойно вытер ложку салфеткою и налил себе из мисочки в тарелку суп, после чего самым безмятежным образом стал есть.

Он ел свой горячий суп и молчал, чем приводил в немалое смущение Смирнина, даже испугавшегося от мысли раздобыть полмильончика. Наконец Иван Павлович решился спросить:

— Вы что же, пошутили?

— Нет, — спокойно ответил Назар Назарович, — я очень серьезно и давно подумываю о вас. Только здесь не время и не место распространяться об этом. — Он вздохнул, поглядел в окно на оживленное движение Невского проспекта и сказал как ни в чем не бывало: — Хорошая пора наступает: весна идет, все оживает, пробуждается. Даже и в Петербурге выдаются хорошенькие деньки, хотя у нас здесь это непрочно. Поэтому-то вот всякий, кто может, покончив счеты с зимним сезоном, спешит на юг России, в благодатный Крым, или за границу ловить настоящую весну.

Смирнин на это лишь скорбно заметил:

— А я еще никогда нигде не был, кроме Петербурга и Москвы.