Георгий Северцев-Полилов - Княжий отрок

Григорий молча поклонился князю и также молча пошел впереди Ксении по монастырскому двору.

Сзади них, на близком расстоянии, шел пономарь Афанасий с женой.

— Григорий, — еле слышно сказала Ксения отроку, — много я перед тобою виновата, что не упредила тебя тогда, — и сама я тогда ничего разобрать не умела…

Отрок молчал, но подавленные рыдания, которые он старался скрыть, ясно говорили, как ему тяжело было слушать слова Ксении и вспоминать пережитое тяжелое время.

— Простишь ли меня? — снова спросила княгиня.

Григорий продолжал молчать. Только на третий вопрос Ксении он обернулся к ней заплаканным лицом и, опустившись на колени, поклонился ей в землю.

— Прости и меня, государыня княгиня, за все мои грехи вольные и невольные! Бог все к лучшему устроил: не будь того несчастья моего, не привел бы Господь и святое дело совершить…

Изумленные подобной сценой Афанасий и Пелагея подошли к отроку и под руки подняли его с колен.

Только в эту минуту Григорий почувствовал, что все прошлое навсегда забыто.

Никакие воспоминания, никакие горести не тревожили его больше. Он бодро повел княгиню и ее провожатых по кельям, и, только узнав по вторичному перезвону с колокольни о прибытии владыки, все вернулись в церковь.

Срубленная из векового леса, хотя и холодная церковь, как строились в то время, переполнена была народом.

Князь с княгиней стали у правого клироса. Владыка благословил, и чин освящения храма и обители начался.

Долго длилась служба.

Близко к полудню, после того как прошел крестный ход вокруг всей обители, все сели за монастырскую трапезу.

Длинное, но невысокое здание наполнилось народом. Монастырские кухари наготовили обильную трапезу из присланных князем запасов.

Князь с княгинею, бояре и владыка пробыли в обители до самых сумерок и отбыли в город, отслушав повечерие.

— Благослови меня, владыка святой, — сказал Григорий, повалясь на колени, — принять иноческий чин.

— Млад еще ты, Григорий, для иноческого сана, мир тебя будет смущать, не даст он тебе покоя и за стенами обители.

Твердо взглянул на него будущий инок.

— Обета своего я не изменю, владыка, в мир не вернусь никогда! Отрешился я навсегда от всего мирского.

— Вижу, вижу твое твердое желание, Григорий, вижу и усердие твое к Богу, — задумчиво прошептал архипастырь, — спроси князя, разрешит ли он тебе?

Отрок подошел к садившемуся уже в сани Ярославу и ему повторил свою просьбу.

С грустью посмотрел на отрока-любимца князь и не вдруг ему ответил.

— Жаль мне тебя, Григорий! Как брата родного жаль!.. Не снимаю с тебя твоей воли… Коли владыко благословил, — благословит тебя и Господь…

На другой же день назначили и пострижение Григория. При обряде присутствовал и сам князь. Ксения не приехала, сказалась нездоровою: тяжело и горько ей было слышать и видеть отречение от мира Григория.

В последний раз перед пострижением увиделся Григорий с князем.

Они долго не могли промолвить ни слова, оба стояли друг перед другом в великом смущении. Наконец князь тихо промолвил:

— Прости меня, Григорий! Не попомни обиды моей!

— На то была Господня воля, прости и меня, господине княже, — сказал Григорий с земным поклоном.

Князь и отрок братски обнялись и поцеловались. На глазах у обоих были слезы, будто они прощались навеки.

— В память твою, Григорий, пусть называется эта обитель Отроч монастырь, — сказал князь.

Под этим именем она слывет и до сих пор, хотя это название принадлежало еще и старой обители, разрушенной татарами.

При пострижении в иноки Григорий получил имя Гурия.

Вскоре после основания Отроч монастыря у князя Ярослава родился сын, его назвали Михаилом.

Когда князь приехал в обитель поделиться своей радостью с Гурием, инок перекрестился и проговорил:

— Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром.

Изумился Ярослав от этих слов.

— Ну, тебе еще рано о смерти думать! Бог даст, настоятелем в построенной тобою обители будешь, братией править станешь!

— Нет, княже, — проговорил инок, — чувствую я, что все земное я совершил и скоро отыду в лучший мир.

Печальные мысли любимого человека смутили князя. Каждое утро потом он посылал в обитель узнать о здоровье инока Гурия.

Немного дней прошло с тех пор. И вот однажды посланный возвращается опечаленный и говорит князю:

— Осударь князь, сегодня пред рассветом, в утреню, преставился строитель обители, инок Гурий.