Олег Блоцкий - Стрекозел

Подчиненным Стрекозла уже давно было не до смеха, и они попытались устроить командиру "темную", накинув вечером в одной из палаток на его голову одеяло. Но не тут-то было. Моментально выяснилось, что отличная спортивная фигура Стрекозова не следствие упражнений с гантельками перед зеркалом, а результат многолетних занятий боксом. Взводный расшвырял "мстителей" в стороны, как щенят, и очень долго не выпускал их из палатки, смещая челюсти и проверяя на прочность ребра и грудные клетки.

Против первобытной физической силы особенно не попрешь, и солдаты забились в норы - зализывать раны и решать, что все-таки делать с чрезвычайно ретивым на службе и очень агрессивным в быту лейтенантом. Вывод был прост, а по тем временам и нравам, какие царили в бригаде, - очень даже приемлемым.

В один из вечеров, когда толпа, как обычно, собралась за палатками покурить "дури", потащиться и поболтать о своих насущных солдатских делах, было подробно оговорено, как на ближайших боевых лейтеху "замочить", а выражаясь человеческим, нормальным языком, - застрелить.

Но боевые, которые были для Стрекозова первыми, а по тайному согласию и желанию всего взвода должны были оказаться и последними, внесли серьезные изменения в такой незамысловатый план мести.

Тогда не только взводу, но и всей роте пришлось несладко. Полдня провалялась она под палящим солнцем на земле, похожей на панцирь старой черепахи, среди валунов, стараясь хоть как-то спрятаться за ними от прицельного огня духов, затащивших подразделение в хитроумную ловушку. И даже у самых-самых, кто давно точил зуб на лейтенанта, было только одно желание - как можно глубже вдавиться в сухую, раскаленную землю, спрятаться, утопить себя в ней, лишь бы остаться в живых.

Ротный, потерявший всякое управление подразделениями и власть над людьми, лишь матерился и сорвал голос, вызывая по радиостанции помощь. Но духи отсекли батальон, и перекрестный огонь ДШК вколотил его в землю где-то у входа в ущелье.

А рота, разрезанная, разбитая на части свинцовыми очередями, медленно сходила с ума: громко стонали раненые, живые старались забиться хоть под малейший камешек, палили из автоматов куда ни попадя и молили Господа, черта, сатану, Аллаха и Бог знает кого еще только об одном: если и придет смерть, то пусть она будет моментальной, быстрой, безболезненной. Чтобы сразу отдать концы, свернуть ласты, сыграть в ящик, загнуться, а не мучиться с пулей в хребте, извиваясь, как ящерица, потерявшая хвост, от боли, истекая кровью и царапая ногтями гранитную землю.

И кто знает, чем могло все это закончиться, если бы не Стрекозов. Он собрал гранаты у очумевших солдат, которые открытыми ртами жадно хватали воздух, а пот грязными ручьями лил по щекам, метнулся в сторону рыжих скал, бесстрастных свидетелей и прямых виновников медленной гибели роты.

Через некоторое время наверху, в гранитных изломах, ухнули разрывы гранат, затем навалилась тишина, которая тут же разлетелась на тысячи осколков от злых, бесконечно долгих очередей автомата Стрекозова.

Эта атака подхлестнула оставшихся в живых, и те ринулись вперед, карабкаясь наверх, стараясь побыстрее выскочить из смертоносной зоны огня и дотянуться до духовских огневых точек. Только в этом было спасение роты. И самый последний трус понимал: единственный шанс выжить - это пойти в атаку.

Через несколько дней, когда рота начала постепенно приходить в себя от долгих кошмарных минут, нанизанных на грохот автоматных очередей и смерть товарищей, а вертушки с цинковыми гробами и сопровождающими их до военкоматов офицерами и прапорщиками взмывали вверх и уходили на Кабул, Стрекозов выстроил взвод на линейке перед выбеленными солнцем палатками.

К этому моменту у солдат произошла некая переоценка личных качеств командира, и смотрели они на него без прежней злобы. Смелость везде в цене. В Афгане - тем более. Особенно когда ты благодаря чьей-то храбрости не лежишь горизонтально в вертолете с биркой на ноге, а твердо стоишь пусть на чужой, но все-таки земле.

Стрекозов долго молчал, смотрел на молодые, почти детские безусые лица, а затем сказал, как отрезал:

- То, что мы семерых потеряли, - это наша вина, и в первую очередь моя. Конечно, на войне все может быть, от смерти никто не застрахован. Но погибаете вы по дурости и неумению. Ни черта вы не можете и не знаете. Настоящий солдат не тот, кто погибает, а тот, кто убивает первым. Много ума не надо, чтобы испортить себе дубленку. Гораздо труднее продырявить ее другому. Вот этому и будем учиться. Для того чтобы матери ваши не носили черных платков, а девчонки не спали с другими парнями. Предупреждаю сразу будет очень тяжело. Кто не желает учиться, тот пусть подыхает. Но в другой роте. Кто не желает? Выйти из строя!