Виктор Робсман: Царство тьмы (Рассказы и очерки)

Но это были напрасные усилия. Персы приписывали теперь русским даже преступления персидских коммунистов в Азербайджане.

- Скажите, - спрашивали меня персы со злой усмешкой, - какие часы больше любят советские солдаты: стенные или карманные? - имея ввиду выкупить за них у дикарей свою жизнь. Некоторые срочно принялись изучать те русские слова, которые больше всего любит советский диктатор. Вскоре все уже знали, что если кому дорога жизнь, то следует тирана называть добрым отцом и ясным солнышком.

Никто не сомневался в эти дни, что персидской независимости пришел конец. И как-то вдруг, неожиданно для всех стало известно, что советские войска оставляют Иран. В те дни, все персы научились произносить трудные для них слова - "Объединенные Нации". Люди выносили на улицу свои лучшие ковры, устилали ими пыльную дорогу, выставляли наружу предметы роскоши, укрепляли зеркала на стенах домов, и у каждого дома зажигали керосиновые и газовые лампы. Женщины {139} поливали из окошек водой дорогу, по которой уходили советские солдаты. Смеющиеся старики резвились на улицах, как малые дети.

За несколько дней до моего отъезда из Тегерана произошло событие, которое возвратило всех к воспоминаниям о недавнем прошлом. День был солнечный, но холодный. Говорили, что в горах выпал снег. В такие дни персы любят сидеть у огня, накрывшись ватным одеялом. Между тем, улицы были полны народу - все шли встречать шаха, возвращавшегося из университета, где он выступал перед студентами с приветственной речью. Персы любят своего молодого шаха. В то время, когда толпа, прорывая охрану, с криками: "да здравствует царь царей!" лезла под колеса машины, - кто-то, прикрываясь фотоаппаратом, приблизился к дверям. Глаза его горели, как у опиениста, которые накурившись, отличаются особенной ловкостью, энергией и решительностью. С быстротой, никем незамеченной, он выстрелил в лицо шаха, но пуля задела только фуражку; вторым выстрелом он прострелил щеку, но третьего не последовало - преступник был смят и растоптан толпой на месте, так что в нем уже нельзя было узнать человека.

- Смерть "Тудех"!.. - кричала толпа, полная решительности и злобы. Никто не сомневался, что это покушение - дело рук все тех же черных сил, которые покушаются на жизнь Ирана.

Город снова был объявлен на военном положении.

В то холодное раннее утро, когда мы уезжали на аэродром, улицы Тегерана были полны {140} вооруженными солдатами. Они стояли группами у небольшого костра из хвороста, опуская в огонь прозябшие руки. Солнце покрывало белые от снега горы утренним румянцем. Вдали от всех одиноко стоял, как памятник вечности, мохнатый от снега Демовенд. А на небе разгорался пожар. Тяжелые красные тучи не обещали хорошей погоды. {141}

Люди с уцелевшей душой

Прокладывали тогда железную дорогу от станции Самсоново, лежащей в песках у самой афганской границы, к городу Дюшамбе, и дальше - вглубь горной страны Памир, в эту былую провинцию Бухарского ханства, известной нынче под названием Горного Бадахшана. На Памирах летом стоят лютые морозы, и, в то же время, в долинах - мучительная жара, которая иногда достигает температуры кипения воды. Огромные ледники заливают долины бурными золотоносными реками, и повсюду здесь бьют целебные ключи минеральных вод. В этой каменной стране, отделенной от всего мира суровыми горами, долго жили в неизвестности таджики, бежавшие сюда в свое время от завоевателей-монголов. Всегда грязные, живущие впроголодь, копошащиеся, как земляные черви в своих сложенных из камней саклях, они были всем довольны, и во всем находили радость. Их радовала кружка холодной воды и кусок пресного хлеба, потому что эта вода и этот хлеб не легко доставались им; сахар и чай с куском овечьего сыра делали их вполне счастливыми.

Вот гонит таджик своего осла по шаткой подвесной горной дороге, настланной хворостом, и поет песню; он не боится упасть, он только боится за осла, который несет в мешке {142} из бараньей кожи землю, чтобы оплодотворить скалу. Так, изо дня в день, может быть месяц или год он свозит к себе землю, и ему будет довольно собранного с нее урожая. Он трудолюбив и благочестив, он все делает сам, ни перед кем он не в долгу, и твердо верит, что глава секты Исмаилитов, Ага-хан, есть истинный наместник Бога на земле. Для него, а не для себя промывают таджики золото в реке Пяндж. Для себя им не нужно золото, которое не родит хлеба, не кормит овец, не дает молока и сыра, и из которого нельзя построить себе сакли.