Александр Ромашкин - Мемуары

Дорога была непростой: красные шли по пятам, а нам предстояло переправиться через Днепр и Днестр, не считая мелких рек. Каждую переправу Нестора Иваныча прикрывала группа пулеметчиков-смертников, которые ценой своей жизни давали ему возможность уйти от погони. 16 августа в районе Кременчуга мы с боем форсировали Днепр. Наш жалкий плот красные обстреливали из пушек - вода вокруг бурлила от раскаленной шрапнели. Махно едва не постигла участь Чапаева: на Днепре он был ранен шесть раз! Лишь только благодаря своим товарищам, буквально закрывавшим его своими телами, батько остался жив.

Десять дней спустя мы подошли к Днестру. К тому времени от всего войска остался лишь сам батько и горстка его верных боевых друзей: жена Галина, старый друг и соратник анархист Волин, личный охранник-пулеметчик, да и "черный комиссар" Лева Задов, то есть я. Пулеметчик был ранен, и было ясно, что одному ему не справиться с прикрытием. Тогда я вызвался ему в помощь. Мы залегли на высотке с двумя пулеметами, и пока батько переправлялся на тот берег, кинжальным огнем прижимали роту красных к земле. Патронов у нас было с лихвой, но воду в пулеметы заливать был некому, и скоро мой "Максим" заклинило от перегрева. Я сбегал с флягой к реке за водой, а когда вернулся и залил ее в пулемет своего напарника, тот махнул мне рукой, чтобы я "давал деру". Эх, и то правда, не умирать же накануне своего пятнадцатилетия - я сиганул в Днестр.

Сельский учитель (глава шестая, действие которой разворачивается на

фоне украинской пасторали в духе Куинджи. Внезапный арест героя

нарушает идиллию) В "Большом Энциклопедическом словаре" 1997 года издания статья про Махно заканчивается лаконичными словами "В 1921 году эмигрировал за границу".

Неискушенный читатель может представить себе, как Нестор Иванович стоял в очереди за визой в румынское посольство, получал разрешение на выезд в ОВИРЕ, заполнял анкету на выписку загранпаспорта (с графой "судимости" были бы проблемы), проходил таможенный досмотр, пограничный контроль и т.д. и т.п.

Все это разумеется, чушь: никакой "эмиграции" не было - как я уже сказал, был бой за переход границы. Но пограничники все же были: когда я доплыл до середины Днестра, то смог разглядеть, что батько и его подручные арестованы на румынском берегу целым отрядом конной жандармерии. Очевидно, внимание румын было привлечено пальбой со стороны соседнего государства. Мне пришлось повернуть обратно на "родной берег".

Когда я выбрался из воды подальше от злополучного места, передо мной встал вопрос, куда податься. И тут я вспомнил о старом пулеметчике, подарившем мне жизнь и погибшем за батько, его жену и комиссара. В том, что он погиб, я не сомневался: красные махновцев в плен не брали - знали, что все равно сбегут. Звали этого пулеметчика Василь Макаренко, а родом он был из села Песчаный Брод. Я об этом знал потому, что он приходился односельчанином жене Махно Галине, и мы часто заглядывали в эту уютную деревушку, чтобы проведать ее "батькiв". В один из таких визитов я подружился там с дочерью Василя чернобровой красавицой Ганной и теперь дал себе слово во что бы то ни стало увидеться с ней и рассказать о героической смерти ее отца.

В ближайшем бессарабском городке (в Дубоссарах?) я выменял комиссарскую кожанку на буханку хлеба, лохмотья, нищенскую суму и посох и, заделавшись попрошайкой-беспризорником, отправился на родину Макаренко.

Впервые за последние годы я почувствовал себя не грозным и всесильным подручным командира или атамана, а бесправным подростком. Все кто ни попадя могли дать мне пинка под зад, не говоря уже о словесных издевательствах, типа "бог подаст", и оскорблениях. В драной холщовой суме у меня был припрятан верный маузер с ручкой, до блеска отполированной не по-детски твердой ладонью, но ведь не "пускать в расход" каждого обидчика! Вот так я и вкусил сполна все прелести мирной жизни.

Как бы то ни было, еще до первого снега я притопал в Песчаный Брод живописное село, раскинувшееся белыми мазанками по холмистым берегам извилистой речушки Черный Ташлык. Известие о смерти отца Ганна восприняла почти спокойно: она давно уже не мечтала увидеть его в живых, зная, на какое дело и против кого он отправился. Само собой получилось так, что я остался у нее на зиму, а по весне, на Красную Горку, мы поженились (не хочется употреблять это современное казенное "официально зарегистрировали брак"). Так я стал Александром Макаренко. Я женился на Ганне в твердой уверенности, что проживу с ней до конца жизни и что у нас будет десять детей и тридцать внуков, из которых образуется отдельное село, а когда придет "курносая", мы умрем в один день, взявшись за руки. Наверное, так бы оно и случилось, кабы мы жили где-нибудь на спокойном острове, например, в Австралии. Но Россия, а заодно и Малороссия, никогда не бывает безучастна к судьбе своих сыновей. Эх, мать... Но не буду забегать вперед.