Сергей Заяицкий - Земля без солнца

. . . . . . . . . . . .

М-р Берроуз на секунду прервал рассказ, чтоб раскурить трубку. Но в это мгновенье дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился человек в клетчатых брюках, в теннисной рубашке с засученными рукавами, с двумя огромными револьверами, рукоятки коих он прижимал к своему животу, а дула направлял в обоих романистов.

— Синклер, — вскричал. Берроуз, поднимая ногу и подошвой машинально защищаясь от револьвера.

Синклер медленно подошел к стулу, сел на него верхом, и, не отводя дула от Бенуа и Берроуза, сказал с мрачной торжественностью:

Весь мир был охвачен паникой. Конференции и съезды правительств переезжали из города в город. Американскими миллиардерами была назначена огромная премия тому, кто изобретет искусственное тепло, могущее заменить тепло солнечное. О свете никто не беспокоился. Один инженер уже предложил проект устройства гигантских фонарей на главных горных вершинах: на Эвересте, Эльбрусе, Монблане и Попокатепетле. Лампы в несколько триллионов свечей должны были озарять огромные пространства земли. С помощью особых зеркал свет этот можно было передавать на расстояние нескольких тысяч верст. Но тепло? Как быть с теплом? Люди вдруг почувствовали, как мал земной шар. Границы между государствами сами собой рушились. Не национальный, а земной патриотизм охватил всех. Смерть, нависшая над миром, выбила людей из их обычной колеи. Миллиардер Вандерфиш устроил гигантскую оргию на купленном им океанском пароходе, в одну ночь прокутив все свое состояние, купив самых красивых женщин мира. Утром он высадил гостей на шлюпки, встал на мостик, и, выворотив свои пустые карманы, взорвал пароход. Все спешили насладиться жизнью. Одно изумляло всех — это то, что русское правительство в эти дни катастрофы не взывало о помощи, не просило у капиталистических государств земель и тропической полосы для перевода туда своих излюбленных трудящихся масс. А между тем, во всем мире в это время шла пропаганда в пользу единения всех стран и союза капитала с пролетариатом.

«В дни величайших бедствий, нависших над миром, стыдно думать о какой бы то ни было борьбе, — говорилось в одной „полумарксистской“ немецкой газете, — сам Карл Маркс — наш великий учитель не мог предвидеть того, что случилось, и, несомненно, он первый воззвал бы к единению. Забудьте классовую и национальную рознь. Подайте друг другу руки, фабрикант и рабочий, китаец и немец».

Статья заканчивалась обращением к России с указанием на то, что стыдно в такие страшные дни не идти на полные уступки, тем более, что Россия первая обречена на гибель от холода. Глава объединившихся социалистических партий всего мира послал в Кремль радио, в котором просил немедленно дать ответ, как относится русское правительство к событиям и согласно ли оно пойти на те самые уступки, на которые пошли социалисты всего мира. Начавшееся было в первые дни возмущение бедняков, вызванное отъездом богачей на юг, было подавлено увещаниями их вождей, указавшими, что следствием всякого беспорядка является прежде всего разруха транспорта, что было бы при создавшихся условиях гибельно для всех.

«Если идти на юг, — говорил „Нью-Йорк Геральд“, — то идти под барабанный бой стройными рядами, а не бежать, как стадо баранов, напуганное степным пожаром». России должна была дать ответ не позднее 12-часов ночи 25 октября, и небывалое волнение охватило к тому времени всех рабочих. Толпы людей бродили по столицам всех государств, осаждая редакции. В Нью-Йорке площади кишели людьми, как муравейники. Со всех загородных заводов на автомобилях, велосипедах и роликах съезжались рабочие. Тотчас же по получении телеграммы текст ее с помощью особых прожекторов должен был появиться на ночных облаках и нервы всех готовы были лопнуть от напряжения. Неужели, наконец, рухнет вражда, столько лет волновавшей всех, и из-за зубчатых стен кремля поднимется, наконец, давно желанная для капиталистов ветка мира. Ясно было, что Россия должна была пойти на все. Лидеры правых партий торжествовали. Им портила настроение только предстоящая всеобщая гибель. Все повторяли историческую фразу, сказанную президентом торговой палаты: «Если бы у меня было в кармане запасное солнце, я был бы вполне счастливым!» В салонах обсуждался вопрос, как реагировать капиталистам на сдачу Россией ее позиций. Предполагалось держаться сурового тона, дабы лишний раз закоптелые в кузницах мозги почувствовали тяжесть золотого доллара. Кафе на крышах; небоскребов были полны народом. Движение трамваев было остановлено. Все огни в городе должны были погаснуть, как только из России придет телеграмма, чтобы лучше была видна на облаках надпись… Без пяти минут двенадцать распространился слух; что ответ получен. Тотчас все в городе заволновались, люди куда-то побежали, точно не отовсюду было видно небо, крыши вагонов, памятники мгновенно были облеплены людьми. Вдруг все огни на улицах погасли. Директор электрической станции собственноручно выключил ток — и среди черного неба вспыхнули слова русского ответа. В это же мгновение многоголосый крик поднялся к небу, и от этого крика задрожали, казалось, и самые стекла на остальных небоскребах. На тучах огненными буквами написано было: