Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев

Баламъ нынѣче не годъ: кажется такъ говорится отъ разныхъ особъ и при разныхъ обстоятельствахъ слыхалъ я это до тысячи разъ, да думаю, и ты неменьше. Говоримъ мы всѣ, что баламъ или лясамъ не мода; однако они изъ употребленія или моды какъ то невыводятся. — Но естьли и самою вещію, имъ любезнымъ нашимъ пришло не лѣто, то и я въ безполезныхъ приступахъ, и въ Риторскихъ прикрасахъ, словомъ, въ многоглаголаніи, въ немъ же отъ вѣка не бывало спасенія, терять времени не буду. — Можетъ быть описанію не послѣднихъ чудесъ въ свѣтѣ, каковы суть наши Ирои, обладающіе купно и тонкостію ума Архимедова и храбростію неукротимаго Феррага, приличествовалъ бы слогъ болѣе Азіятскій, нежели Лаконическій; но я описываю не подробно житіе ихъ, а представляю только нѣкоторыя черты дѣяній ихъ, а сверхъ того надобно сказать и то, что я живу не въ ихъ вѣкѣ, и потому долженъ соображаться нравамъ и обычаямъ своего времени [17] Еще до насъ сказано: Si fueris Romae, Romano vivito more, Si fueris alibi, Vivito sicut ibi. . Съ модою ссориться очень не ловко. Эта барыня такъ щекотлива, такъ своенравна, что естьли чуть чуть не по её, то она тотчасъ разгнѣвается, и въ наказаніе велитъ тебя зауказать пальцами. Надобно иногда и не хотя плясать по ея дудочкѣ. Почему и я въ угожденіе ей не хочу слишкомъ высоко забираться.

Конемъ Парнасскимъ, Геликономъ — и прочими толь громкими словами пускай владѣетъ, кто хочетъ. Всѣ сіи слова суть громки и величественны, и для пламеннаго воображенія прекрасны, необходимы; но намъ онѣ не приличны. Мы не поему, ниже высокопарную сочиніяемъ оду, а просто, безъ прикрасъ побасёночки сплетаемь да мараемъ. — Однако — не полно ли мнѣ съ модами? — Видите! какъ онѣ отводятъ отъ пути надлежащаго. Лучше говоришь о самомъ дѣлѣ, какъ было. — Случилось однажды какъ то загулять въ Пошехонье двоимъ съ большой дороги коноваламъ. Мужики были рослые и дюжіе, которые, надобно знать, вмѣсто вывѣски своего мастерства, обвѣшаны были кругомъ операторскою своею збруею. И какъ тогда время было обѣденное, и у Heтрусяги ворота стояли растворены настишъ; то они по дорожному, безъ дальнихъ околичностей, затесавшись къ нему на дворъ, безъ спросу махъ прямо къ нему въ избу, да еще и въ передній уголъ. Отъ усталости начали они отдуваться, встряхиваться и раскладываться по столу и по лавкамъ съ бряцающими ужасными своими инструментами. Хозяину и хозяйкѣ, кои родясь не видывали людей въ такомъ странномъ уборѣ, что-то вздумалось вдругъ изъ избы выскочить въ сѣни, изъ сѣней на дворъ, со двора на улицу, да и къ сосѣдамъ, такъ что съ горяча не вспомнили и о родимыхъ своихъ дѣтушкахъ. Ребятишки оставшись одни съ гостями ударились было въ слезы, но гости наши отъ сего не оторопѣли, и ласковостію своею скоро съ ними поладили; однако кромѣ квасу, отъ этихъ домовничихъ ничего достать было не можно. Ибо у хозяйки на етотъ разъ все съѣстное было заперто и припрятано. Посѣтителямъ же, коимъ по выходѣ хозяевъ не трудно было примѣтить свою ошибку, ломать замки, озарничать и буянничать не разсудилось заблаго: сойти со двора то же не было охоты. Ибо имъ подумалось и то что въ другомъ мѣстѣ по разнесшемуся о нихъ слуху можетъ быть ихъ и совсѣмъ на дворъ не пустятъ. И такъ чтожъ имъ осталось дѣлать? — Голодъ не тетка, разбираетъ вплотную, а отъ ребятъ проку нѣтъ никакого — Спрашиваютъ у нихъ и того и сего, но отвѣты все отрицательные — какъ ни быть, а видно пришло дожидаться самихъ хозяевъ, и при нихъ доигрывать начатую комедію — между тѣмъ велѣли они ребятамъ достать огня, принести подтопки и дровъ; и они нашосткѣ развели такой свѣтъ, что хоть быка жарь. Надобно сказать, что въ тогдашнее время, какъ пораскажутъ старики, коновалы были не плоше, коли еще не поглаже, нынѣшнихъ мельниковъ. Они дѣлывали такія чудеса, что и теперь, какъ послышишь объ нихъ, такъ волосъ дыбомъ. — И какъ хозяева возвращаться домой сами не спѣшили, то гости, чтобы ихъ заманишь поскорѣе, вотъ что сдѣлали! они съ ребятами такъ начали играть и шутилъ, что на голосъ ихъ прибѣжали тотчасъ не только родители, да и сосѣди, хотя и тѣ и другіе не вдругъ вскочили въ избу, а у окна и дверей хорошенько поприслушались. Мать первая отважилась, а за нею и другіе принахлынули. Много кое чего тутъ было; но подъ конецъ мало помалу все утихло, угомонилось. Коновалы рѣшились тутъ отобѣдать, во что бы то ни стало. Но дабы многими вдругъ требованіями слишкомъ не озадачить, просили они у хозяевъ, чтобы они позволили имъ самимъ сваришь себѣ похлебочку, увѣряя ихъ, что имъ для сего ничего болѣе не надобно, опричь одного камня. "Ахъ? оприцъ іодново камня? — и взабыль такъ? говорили удивленные хозяева, это оцѣнь цудесно! — Ну ужъ какъ бы то ни было, мы вамъ за ето ручаемся, подхватили коновалы, вотъ вамъ правая рука! И ежели вы хотите, то, мы и вамъ откроемъ сію тайну; а вы за, это дайте намъ только воды и камень." Что коновалами сказано, хозяевами сдѣлано. Домоначальникъ бросился на улицу и притащилъ каменья цѣлой подолъ; изволь себѣ выбирать любой. Тогда просители выбравъ одинъ изо всѣхъ по видимому посочнѣе и помягче, вымыли его чисто начисто, налили въ горшокъ воды и опустивъ благословясь въ него камень, поставили горшокъ на огонь, увѣряя, что похлебка ихъ тотчасъ поспѣетъ. Уже вода въ горшкѣ бьетъ бѣлымъ ключемъ, но камень не упрѣваетъ нимало. Предубѣжденные въ ихъ пользу хозяева, каждую минуту въ горшокъ посматривали съ наилучшею вѣрою и прихлебывали; но — подъ конецъ стряпуны, коимъ ѣсть хотѣлось не на шутку, начали выходить изъ терпѣнія. Они видя, что камень ихъ не упрѣваетъ, и зная, что ему даже въ Папиновомъ горшкѣ упрѣть не льзя, приписывали всю вину сей мѣшкатности водѣ, говоря, что етому пособить иначе не можно, какъ бросивъ въ горшокъ немножко соли. Солоница тотчасъ была подана; соли положили; но какъ и сія не слишкомъ скоро дѣйствовала надъ камнемъ, то для смягченія его, почли они за нужное, положишь туда нѣсколько коровьяго масла и сметаны. Хозяева желавшіе нетерпѣливо видѣть окончаніе сего новомоднаго молодецкаго стряпанья, ради были дать все, чего бы они ни спросили, и такъ были къ нимъ ласковы, какъ тёща къ молодому зятю. Повара пользуясь минутами сего изступленія, достали еще яицъ, ветчиннаго сальца, крупъ и муки для притирки, всего столько, сколько имъ было надобно; ребята же по приказу ихъ сбѣгали въ огородъ принесли капусты, луку и другой зелени, что все бывъ положено въ горшокъ гораздо скорѣе поспѣло, нежели камень. Тогда попробовавъ — они сказали: "Теперь варить полно — упрѣло хорошо — пора садиться обѣдать." Горшокъ съ огня сняли и поставили на столъ — тутъ имъ подали хлѣба, и они накушались съ голодухи такъ, что любо дорого. Камень служилъ имъ вмѣсто изряднаго каплуна, и какъ все еще онъ былъ нѣсколько жестковатъ, то они до его почти и недотрогивались. Хозяева для любопытства присѣвъ съ ними къ горшку, насилу отъ него отстали. Такъ имъ сладко показалось! Гости послѣ хлѣба, соли, поблагодаривъ ихъ, какъ водится учестныхъ людей, за угощеніе, сказали имъ, что бы они обвертѣвъ вареной въ похлебкѣ камень въ чистенькое полотенцо берегли до случая, открывая имъ за тайну и слѣдовательно шепча на ухо, хотя постороннихъ тутъ и никого не было, что если не когда вздумается имъ покушать такой доброй похлебки, то стоитъ только этотъ камень безъ всякихъ хлопотъ и снадобья въ простой водѣ поваришь, давъ ей прокипѣть хорошенько. И поелику первая показалась имъ очень вкусна, то они не успѣвъ дорогихъ гостей проводить за порогъ, тотчасъ бросились разсказывать о семъ чудѣ своимъ сосѣдамъ, которые сбѣжавшись и отвѣдавъ похлебки не могли надивишься и нахлѣбаться ее досыта; ибо ее застали уже на донышкѣ. Слухъ о семъ чудесномъ стряпаньѣ разнесся въ мигъ по всему Пошехонью, гдѣ нѣсколько мѣсяцовъ сряду все о томъ только и разговаривали. И какъ никому не пришло въ голову принять во уваженіе соль, масло, яицы и проч., то всѣ единодушно утвердились въ томъ, что тутъ неотмѣнно должно быть что нибудь чрезъестественное и превышающее догадку человѣческую.