Александр Амфитеатров: Брат и сестра

— Вотъ этакъ хорошо похорониться, — указалъ онъ мнѣ, между разговоромъ, — знатная плита, купецкая.

— Но, вѣдь подъ нею двѣ могилы, — замѣтилъ я.

— Мы тоже на два мѣстечка мѣтимъ: себѣ и супругѣ; помру я, — Анна Порфирьевна меня похоронить; помретъ она, — я ее; а потомъ наслѣдники пускай накроютъ насъ такой плитой; мы съ супругой сорокъ годовъ жили — не ссорились, такъ, значитъ, и на томъ свѣтѣ, чтобы неподалечку другъ отъ друга.

Я одобрилъ затѣю старика.

— Это кого-же такихъ похоронили здѣсь? — говорилъ онъ, щуря старые глаза на плиту, — безъ очковъ-то я не очень…

Я прочиталъ. На плитѣ была начерчена пространная эпитафія супружеской четѣ: интереснаго въ ней ничего не было, кромѣ того, что жена пережила мужа всего тремя днями.

— Вѣроятно, померла какой-нибудь заразной болѣзнью, — предположилъ я.

— А, можетъ быть, отъ горя? — возразилъ мнѣ мѣщанинъ.

— И то можетъ быть. Впрочемъ, я, кромѣ самоубійцъ, не видалъ людей, умиравшихъ отъ горя…

— А я, на грѣхъ свой, видѣлъ… наказалъ Господь…

— Вотъ какъ? это любопытно.

— Да, господинъ, чудное и странное это дѣло. А для меня въ немъ и то еще огорчительно, что въ моемъ домѣ ему мѣсто было, и моя родная кровь въ немъ, хотя и не по своей волѣ, случаемъ, а все не безъ грѣха. Изволите-ли видѣть: мы московскіе мѣщане, приторговываемъ малость скобянымъ товаромъ, и, хоть времена теперь не такія, чтобы коммерческому человѣку имѣть большой профитъ, однако, благодаря Бога, на достатки не жалуемся. Имѣемъ домикъ въ Лефорговой; верхній этажъ сдаемъ, внизу живемъ сами. Семья невеличка: я самъ-другъ со старухой, да племянница Гаша, — теперь ужъ на возрастѣ дѣвка, а, когда приключилось все это, что я вамъ хочу разсказать, она была еще семи лѣтъ не дошедши. Дѣтьми насъ съ Анной Порфирьевной Господь не благословилъ: вотъ мы себѣ эту Гашу отъ покойной своячены и приспособили — вродѣ какъ-бы въ дочки. Шустрая дѣвчонка: года три еще, — и надо замужъ выдавать… Да! такъ верхній-то этажъ мы сдаемъ. Жили у насъ все благородныя лица и все подолгу; послѣдній жилецъ, учитель изъ гимназіи съ Разгуляя, десять годовъ занималъ фатеру; такъ былъ доволенъ. Перевели его куда-то въ губернію директоромъ, остались мы безъ жильца. Наклевываются разные, — да смерть не охота отдавать незнакомымъ! кто его знаетъ, какой человѣкъ? Я по старинѣ живу: въ свой домъ непріятнаго человѣка не пущу; что мнѣ за радость себя неволить?.. Хорошо-съ. Ждемъ мы, пождемъ недѣльку — другую, — завертываетъ къ намъ участковый.

— У меня для тебя, говоритъ, Иванъ Самсонычъ, жилица имѣется. Хорошая: генеральская дочь… Желаешь?

— Зачѣмъ не желать, коли ваше высокоблагородіе ручаетесь?

— За самого себя такъ не поручусь; я ее лѣтъ тридцать знаю, помню вотъ этакую отъ земли. Я, когда еще состоялъ въ военной службѣ, былъ ординарцемъ у ея отца.

— Какъ фамилія-то?

— Пестрядева, Анфиса Даниловна Пестрядева… Потолковали мы съ господиномъ участковымъ, водки выпили, а къ вечеру онъ и самоё госпожу Пестрядеву привелъ смотрѣть фатеру. Видимъ: дѣвица одинокая, немолодая, — коли не выжила еще бабьяго вѣку, то скоро выживетъ, — тихая, скромная; цѣну даетъ настоящую, претензій этихъ жилецкихъ: то передѣлай, это перекрась, — не предъявляетъ; что долго думать то? Сдали квартиру.

Живетъ у насъ барышня мѣсяцъ, другой, какъ сурокъ въ норѣ: ни она въ гости, ни къ ней гости. Съ прежними жильцами у насъ и печки и лавочки были заведены: то мы у нихъ, то они у насъ, бывало, чаи разводимъ, а съ этой и мы попервоначалу не сошлись. Не то, чтобъ Анфиса Даниловна была горда: куда тамъ! а неумѣлая какая-то, застѣнчивая. Надо полагать, въ малыхъ лѣтахъ часто ей попадало отъ папеньки по затылку, — старикъ-то, сказывалъ участковый, куда крутъ былъ, — вотъ ее и одурило немножко, люди-то ей вродѣ какъ-бы страшны стали: не знай, что пожалѣютъ, не знай, что обидятъ. Однако, мы подружились въ скорости, — и по такому смѣшному случаю-съ.

Есть въ нашемъ переулкѣ лавочникъ Демьяновъ; характеромъ — собака сущая, а торгуетъ всякимъ старьемъ; желѣзный ломъ — такъ желѣзный ломъ, тряпье — такъ тряпье, книженки — такъ книженки, — чѣмъ приведется. Вотъ-съ и купилъ онъ какъ-то партію книгъ по случаю, свалилъ ихъ у прилавка въ кучѣ. Идетъ мимо наша барышня, — а она была люта читать; видитъ книги, полюбопытствовала: что молъ это у васъ?.. можно посмотрѣть?.. Демьяновъ, какъ человѣкъ охальный, да на тотъ грѣхъ еще подъ хмелемъ маленько, на это ей съ дерзостью:

— Смотри, коли грамотная.