Михаил Садовский - Под часами

-- отравы, / Реки -- калеки, / Сады -- без воды, / Где ж это видано: / Скотина без выгона, / Россия без еды!.. слезы бегут по ее щекам, она садится в свое кресло, закуривает одну сигарету от другой и читает, читает... и тут приходит Главный редактор. "Что с Вами, Аспазия Ивановна? Что-то случилось? " -- "Такие стихи, Александр Тихомирович! Такие стихи!... " он заглядывает в листы -- "Опять Сукин! " "Опять". "Ну... То же самое -- он что не понимает, что это нельзя печатать...

пусть спасибо скажет, что его не ищут и не посадили... не дурак ведь... " - "Не дурак, Александр Тихомирович, не дурак... " -- "Ну, так пусть Вакс и напишет ему, что он не дурак... мне и дураков хватает... не жизнь -борьба... " Слава вздрогнул, что-то вывело его из полузабытья. На него смотрел человек. Издалека. Внимательно и откровенно. Сукин не подал вида и не переменил позы. Человек смотрел. Сукин краем глаза наблюдал. Человек сделал шаг в его сторону. Сукин повернулся к нему лицом и пошел навстречу. В лоб. Был в его арсенале такой прием. Человек прошел мимо, скашивая глаза, потом он оглянулся -- Сукин чувствовал это, но сам не обернулся, завернул за угол и перешел на другую сторону... после второго поворота за следующий угол он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в обратном направлении. Человека не было. Значит, не слежка. Передал его другому сек-соту? Вокруг никого не было -- улица пуста... значит, не слежка... может, обознался, он еще привычным глазом окинул окна вторых этажей... третьих... может, хотел просто на троих предложить... он дошел до брусчатой улицы, вскочил на подножку подъехавшего трамвая, отдал гривенник кондукторше, посмотревшей на него весьма выразительно, и соскочил на ходу после второй остановки... кондукторша улыбнулась в окно и сложила губы для поцелуя... теперь он шел, внимательно глядя по сторонам... они тогда в немецкой форме по городу, по диагонали весь прошмыгнули... эх, Мишка, Мишка... вон на углу чугунные фонари, козырек... глухая дверь в два человеческих роста и рядом еще одна такая же, а сбоку на стене репертуарная доска на две недели...

Название пьесы значилось в самом низу подряд два раза 15 -- вечер. 16 -- утро...

чтобы декорации со сцены не снимать, сообразил Слава...

И все, что с ним в данный момент происходит, показалось ему таким странным, даже диким... - И я ли это? -- думал он, - а если я, то почему? Сукин там, в пьеске, а я здесь, Сукин -- там, в журнале, а я здесь, Сукин, вообще, существует только на бумаге, а я здесь, на земле -- у меня жена, скоро будет ребенок, у меня странный Соломон, играющий в прятки, у меня какие-то амбиции, а я прячусь за имя другого, и нет надежды, что этот другой удачливее и нужнее, чем я... -- профессии, практически нет, поскольку нет никакого диплома, бумажки, да и времени на земле немного осталось. Зачем я притащился сюда -- чужой мир, чужие люди, чужая жизнь... -- я это защищал? Почему же они не хотят знать, как это было? А кто пытается говорить правду, того кроют и... ну, теперь хоть не сажают... что за абсурд... я прочел горы книг и уже не могу сказать, что совсем дурак, но почему им важнее вранье, чем... Чем что? Чем что? Тем, кто сыт, не нужна истина... у нас разные правды, они сами это придумали: У них просто "Правда", а у меня "Фронтовая правда"...

Ему вдруг очень захотелось попасть на спектакль и посмотреть: неужели его стихи там произносят вслух... вот бы Мишка Фишман мог со мной придти... я бы ему и не стал говорить, что стихи мои... это он сочинял всегда на все дни рождения и праздники, а я то - никогда... интересно, что бы он сказал про них... он бы поверил... мы с ним все вместе выхлебали... или Маша.... Стоп!.. Слава почувствовал вдруг буквально, как у него сжалось сердце- это еще что? Он хватанул воздуха и стал считать, затаив дыхание, -- если до ста, все нормально будет... раз-два-три... когда перевалило за девяносто, он понял, что может терпеть, не дыша, сколько угодно... все нормально, Сукин! Вперед!...

Оказалось, что вокруг него шумная улица, люди спешат, день смеркаться... начинает... мороженое... это с детства помогало от всех огорчений...

пломбир за двадцать копеек оказался каменным. Сукин положил его в карман куртки и пешком легко, чуть покачиваясь в сторону раненой ноги, направился с горки...

теперь домой... т. е. к Соломону... вот бы Наташке привезти мороженого... не довезу... не довезу... правильно, что я за Сукина спрятался... наверное, я не настоящий... настоящие живут какими-то глобальными мыслями, дела делают большие, а я что... в разведке я был настоящий... это правда... и комбат говорил: "Ты, б..., Смирнов, не рискуй зря, понял? Где я себе другого такого возьму, понял, б... "? -- Он улыбнулся своему комбату... -- ну не мог он без своих привычных словечек... без ноги остался, а жив... где-то сейчас обретается... небось, МТС командует... Майор Сушков, он всегда командует... мысли его опять побежали, побежали... и вдруг наткнулись на очень простое: а все фронтовики-то, со стихами которые, как я... с фронта поприходили и в Литинститут, наверное, в редакции... в каждом предисловии книжек об этом... тоже, значит, не великими делами ворочают... а Пушкин... служить отказался при дворе... жил -- это ведь большое дело -жить! Любил женщин, друзей полно было, долгов по горло, в карты играл... ах, ты Боже ж мой, Александр Сергеевич... я ж не сравниваю... я ж никак не пойму, чего тут делаю на свете, половину срока отбыл, а что делаю? Да и черт с ними, со стихами... только с душой-то, что делать... Сукин... -- он остановился... - кажется, мороженое по ноге течет!?