Владимир Савватеев - Без названия

Ко мне в гости пришли Санька, Наташка и Ленка. Мы начали играть в карты. Пришел Славка. Места ему опять не хватило, но он набрал карт и тоже пытался играть. Эти его попытки были пресечены. Потом ребята наигрались и ушли. А Славка остался и предложил сыграть партию. Мы сыграли. Потом Саньку выписали и Славка стал довольно часто подходить ко мне с предложением перекинуться в карты. Сначала он обращался ко мне на "вы" и называл дядя Вова, потом, постепенно это обращение трансформировалось в бесцеремонное Володька. Славка до того освоился, что начал довольно изобретательно обзываться,когда проигрывал (ишак со спидометром, утка с педалями, и т. п.).

В столовой мы теперь садились рядом. Была у Славки любопытная черта: он любил чтобы мама его кормила с ложечки. И тут ему было наплевать на все насмешки и его сверстников и кого бы то ни было. Но однажды, когда мы уже были на короткой ноге, мы сидели за столом друг против друга и мама кормила его с ложечки. Я сощурился и укоризненно покачал головой. Славка немного застеснялся, взял ложку и стал есть сам, посматривая на меня. Я не думаю, что для Славки существовали какие-то авторитеты, но частичное влияние на него я имел.

Однажды меня нашла незнакомая медсестра и передала мне кусок температурного листа. Это была записка от Витьки из реанимации, в которой он просил передать ему "книгу, которую он читал во вторник и позвонить его Татьяне, чтобы принесла сока вишневого". На словах медсестра сказала, что он просит бритву и папиросы. Я быстро все собрал и мы поднялись в реанимацию. Меня завели в какой-то закуток у окна и велели ждать. Скоро пришла заросшая щетиной Витькина тень в халате на босу ногу. Я передал ему все. Мы поговорили. "Ну, как я?" спросил он заглядывая мне в глаза. "Все нормально" - сказал я и подумал : "Если не считать худобу и землистый цвет лица." Он пожаловался, что не спал двое суток, потому что рядом качали какого-то мужика. Потом он зашаркал обратно. Вскоре, или до того я узнал, что Витька выпросил у разных медсестер литр воды и у него появилась аритмия.

Благодаря вышеупомянутой репутации детской няньки, после выписки Максима ко мне подселили Абдулазиса. Абдулазису было двенадцать лет, и он был родом из Узбекистана. Вначале я не знал что говорить, о чем беседовать с моим новым соседом, поэтому большую часть времени старался проводить вне палаты. У телевизора или у Витьки - его поселили в одиночную палату. Потом медсестра попросила меня сводить Абдулазиса к стоматологу. Очень медленно, с передышками (Абдулазис тяжело дышал и часто приседал на корточки) мы сходили по застекленному переходу в другой корпус и по дороге вроде бы разговорились. Причем больше говорил он.

Потом мы вернулись в палату и к нам в гости пришел Славка. Как всегда он хотел сыграть со мной в карты. Мы предложили Абдулазису быть третьим, но он наотрез отказался. Видимо ему не позволяло воспитание. Славка подошел к лежащему на кровати Абдулазису и стал рассматривать что стоит у него на тумбочке. На тумбочке, кроме всего прочего стояла бутылка фанты накрытая плетеным чехлом в форме пуделя. Славка начал знакомиться, выяснять сколько Абдулазису лет, да как его зовут. Потом прискребся к его имени. Вобщем, у них сразу установились вполне определенные натянутые отношения.

Славка стал заходить чаще, я узнавал его все ближе и ближе, пока наконец, в один прекрасный день я не поймал себя на том, что уже радуюсь когда Славка приходит к нам в палату, и скучаю, когда его долго нет. Славка оказался довольно незаурядной личностью. В разговорах с ним я совершенно не чувствовал разницы в возрасте и интелекте. У него было отличное чувство юмора. А в редкие минуты, когда он становился серьезным, он был, пожалуй более рассудителен, чем я.

Абдулазис был парнем довольно своеобразным, немного зажатым, но в общем ничего. В отношениях с ним я был предельно лоялен и корректен, но и Славка и Абдулазис чувствовали, как бы я это не скрывал, что во всех ситуациях акцент моих симпатий на Славкиной стороне. Поэтому Абдулазис никогда не позволял себе того, что мог позволить себе Славка. А Славка позволял себе забираться на мою кровать в тапках, подваливать мне под бок, перетягивая себе подушку, мог попить без спросу из моего стакана, мог с размаху сесть мне на живот, мог обзываться и наконец он мог называть меня Володькой. Вобщем он делал все то, что сделал бы человек знающий что ему все простят. Конечно, иногда я выходил из себя, но все равно, всерьез сердиться на Славку я уже не мог.