Александр Семенов: Клипы

СИНЬОР ДУРЕМАР. Мне неоднократно доводилось слышать мнение, что рок это искусство высшего порядка, искусство, ставшее социальным явлением...

МАМАЙ. Понимаешь, рок - это просто способ выражения идеи. А вся шелуха, которая наверчена вокруг него, масса прихлебателей, для которых это стало такой кормушкой, вся эта дурацкая металлическая братия... - все это очень и очень для меня печально. Еще печальнее то, что даже самые умные рок-люди не могут иногда устоять против соблазнов. И когда такой мэн, как Б.Борисов, начинает иметь дело со всякими высокими лабухами, работать солидный музон, я ему просто сочувствую, так как он идет на поводу у беса, чтобы достичь звездного статуса. А мне кажется, что все это зря!

СИНЬОР ДУРЕМАР. Итак, значит, в конце концов, мы договорились до того, что зря мы, значит, восхищаемся мастерством разных могучих рок-гитаристов? Зачем же тогда они нужны вообще?

МАМАЙ. А затем, что должно же быть какое-то угощение! Как пиво, как вино. Нет, ну если пригласить, там, настоящего кулинара высшего класса, Ляпина в кухонном деле, это понравится гостям, естественно, больше, чем голое пиво, но ведь суть-то того, зачем они все, гости, собрались вместе, должна быть вовсе не в том, чтобы вкусно накушаться!

РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ СОН МАМАЯ О ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ КВАДРАТНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

В углу зала - ударная установка. Летают палочки, скрежещет цепь, намотанная на тарелку, кряхтят барабаны. Гуд выбивает дробь, Гуд считает такты, ухает басовый барабан...

"Хай-хэт! Хай-хэт!" - шепчет Гуд.

Рядом - Миха. Он оглушен дерьмовыми колонками, но корчит имедж. Миха лепит аккорды на гитаре и заполняет пустоты, вместо инструментального соло, устрашающим ревом.

Основной - Сережка Басс. Он гремит на бас-гитаре и поет.

В зале прыгает толпа. Здесь почти все знакомые. Мучается, словно силясь вытянуть что-то из штанов, Копытов, чувак с лицом до того угристым, что тот же Сережка Басс говаривал, что Копытыч, очевидно, жертва какой-то очень ядерной боеголовки. Цикла мило покачивает головой и прищелкивает языком. Напротив нее - Жор. Он стелется над полом, растопыря пальцы, словно языческий жрец, заклинающий духов пассами нервно скрюченных и напряженных рук. Тяжко ворочается, будто продираясь сквозь очередь, здоровенный Хачик. Ловко, как заводная куколка, танцует красавчик Раппопорт. Кто курит, кто ест у стойки буфета. Шестеро чувих, обнявшись за плечи, выкаблучивают что душе угодно. Несколько пар, прижавшись друг к другу в страстном желании слиться воедино, топчутся в центре зала. Кто просто слоняется туда-сюда, кто сидит, кто хохочет, щекоча соседа...

Мамай удивился. Впечатление было такое, будто в дверь вдруг выставился огромный кукиш. На самом деле это была человеческая голова, с большим носом и с лицом, как-то этак свернутым набок. Это пришел Жопа.

Мамай и Труба - смотрят на толпу в маленькое окошко над залом (это будка, где стоит кинопроектор).

"Обрати внимание - два чувака под газом", - говорит Мамай.

И верно - шатаются меж танцующими два крепких паренька.

"Юкин и Штукин", - узнает Труба.

А Сережка Басс неслаб. Сережка поет свою коронную вещь:

Где была моя чемодана?

Кто запер туда кота Иоанна?

И откуда этот звон?

БОМ! БОМ! БОМ!

"Ааааааааа!" - страшно кричит Миха, круша об пол дешевую электрогитару "Элгава". Гуд извлекает из своих котлов целую железнодорожную катастрофу.

Жопа, застенчиво притулившись у входа, уважительно косит в сторону музыкантов. Юкин - руки в карманах, блеск металлических фикс - пихает ногой хай-хэт. Тут же следует блиц-пантомима: не прекращая игры, мановением палочки Гуд подзывает негодяя и хлопает его между делом по башке. Один такт пропадает в шевелюре Юкина, но в следующее мгновение... Короткий замах хэк! - и Гуд вверх тормашками врезается в колонку. Все теряются. Басс сдирает гитарный ремень, прыгает вперед... Есть! Юкин в отрубе, общая свалка. Трещат стулья, граненый стакан с остатками томатного сока лопается об стенд с красивой надписью "ИСКУССТВО - В МАССЫ!", оставляя алое, как след от поцелуя, пятно...

Хачик облеплен хохочущей шестеркой чувих, он ревет, как затравленный медведь, изумленно лапая мясистые ляжки девок. Жор, посадив на спину Циклу, скачет то на одной, то на другой ноге, напевая "El Condor Pasa". Жопу уложили на пол, а что с ним делают - нам не видно. Все в торче или в ломах - кому как нравится.

"Это хэппенинг", - Мамай смеется. Доволен. Поворачивает выключатель. Зал погружается в темноту. Крики, визг, хохот... На одном квадрате ахает бас-гитара... Как вдруг... Звон. Холод - будто смерть дыхнула. Тишина. "Что? А? Чего?" - шепот. Разлетается второе окно... Мамай включает свет. Удивленно: