С Семенов: Тиф

Лицо доктора видно совершенно ясно. Голубые впалые глаза - нравятся; истомленное, серьезное лицо - тоже... ... - Он хороший человек и хороший доктор... а Толстой не прав... Наумчик вдруг почти дословно припоминает описание доктора в смерти Ивана Ильича: "... ожидание и важность напускная, докторская... постукиванье, выслушиванье и вопросы, требующие вперед определенного и очевидно ненужного ответа и значительный вид, который говорит, что у нас, мол, все несомненно и известно, все устроим одним манером и для всякого человека, только подвергнитесь нам"... Мысли Наумчика раздвоились. Он укоряет Толстого за то, что тот не прав, и одновременно очень интересуется вопросом, почему описание вспомнилось так ярко, почти дословно. И тут же находит ответ: - Мышление обострилось оттого, что повышена температура... - Товарищ Наумчик... Это вызывают к врачу. Наумчик подходит и хочет подробно рассказать все признаки недомоганья. Доктор внимательно всматривается в его лицо и неожиданно останавливает: - Не надо, не надо, голубчик... вот термометр, измерьте температуру и покажите руку. Наумчик протягивает ладонь. - Нет, нет, засучите рукав... Седеющая голова доктора, с пробором до затылка склонилась над протянутой рукой. Наумчик сам видит, что сухая блестящая кожа его руки усеяна розоватыми пятнышками. - Позвольте, товарищ, термометр... Доктор посмотрел, и ярко вспыхнул изумленный вскрик: - Голубчик! Да у вас сорок и два!.. Несомненный тиф! Да как вы еще притащились сюда?.. Нестерпимо сверкающий свет блеснул в голове. Где-то в черном пространстве проскочили гигантскими красными цифрами "сорок и два". Потом все скрыло огромное высокое небо. И оно покачивалось от края до края. Страшная боль разорвала сердце. Еще уловилось мгновенное колотье в пальцах... И необорная, безбрежная усталость сразу проникла во все атомы тела. Ноги подкосились и все погасло... XI. Вне Наумчика суетливо и быстро пробегало время. Наумчика раздевали, стригли ему волосы, мыли, опять одевали в больничное белье. Он лежал неподвижно с исхудавшим вдруг лицом и закрытыми глазами. Не было даже бреда. Прошло четыре часа. XII. Глаза раскрылись на мгновенье и сейчас же опять закрылись. На черном экране сознания слабо отразилась горящая под абажуром электрическая лампочка. Небольшая, белая, высокая комната, опущенные наглухо желтые шторы. Абсолютная тишина тонко прозвенела серебряным колокольчиком и опять погасло все. XIII. Он опять открыл глаза и странно знакомое, точно тысячелетней давностью, впечатление белой комнаты, с опущенными шторами на окнах, горящей электрической лампочки снова порхнуло по сознанию и укрепилось в нем. И вдруг впечатление словно сдуло. Все внутри наполнилось напряжением. Сразу вспомнилась вся сцена с доктором. Мозг заработал, как хорошо налаженная машина. Мысли-картины понеслись, обгоняя друг друга. Неожиданно понял, что в палате лежит один. Слева у изголовья проступил столик. На столике - молоко, жидкая молочная каша, графин с водой, звонок и какие-то номерки. С самого момента пробуждения Наумчик не может отделаться от смутно висящего в сознании какого то еще неосознанного ощущения. И только теперь он остановил свое внимание на этом. Мысль напряглась в неуловимом усилии, и он понял, что неосознанное ощущение есть ощущение необыкновенного удобства и комфорта тела. - Значит, пока лежал как колода, вымыли, выбрили и надели чистое белье... улыбаясь подумал он и с наслаждением потянулся в кровати. ... - Теперь позвонить... Наумчик нетерпеливо устремил глаза на дверь. Вдруг она бесшумно метнулась в сторону и в черной дыре появился огненный красный крест на белоснежном фоне. Красный крест поплыл в воздухе и остановился над кроватью. Ласковый женский голос прозвучал как из тумана: - А, очнулись, больной; чего вы желаете? - Долго, сестрица, я был без сознания? - Четыре часа... Наумчик вдруг увидел колечко черных волос, выбивавшееся из-под белой повязки, потом серые глаза, смотревшие ласково. - А мой револьвер и бумажник? - Все, все цело. Вот здесь квитанция... - А зачем положили в отдельную палату? - улыбаясь спросил Наумчик вдруг. - Не разговаривайте, больной. Вам нужен покой, - мягко, но с ударением в голосе произнесла сестра. - Постарайтесь уснуть. Я пришлю няню. XIV. Сестра ушла, а Наумчик закрыл глаза и прошептал: - Итак, тиф, тиф... Он почувствовал необходимость определить свое личное отношение к факту опасной болезни и углубился в исследование своих переживаний. В первый момент ему показалось, что в них самое важное, самое значительное - это возможность смерти. Читать дальше