Иероним Ясинский - Васса Макаровна

Молодые люди очутились в беседке. Сашурочка села на скамейку первая и тяжело дышала. У неё было счастливое лицо. И такое же выражение имело и лицо офицера. Он говорил:

— Ах, как я устал, ах!

— А меня не догнали, — сказала Сашурочка.

— То жаль, — отвечал Гржиб-Гржибовский. — Но и трудно догнать вас. Вы бегаете как трепетная лань.

— Ну, что ваш зубок? — с участием спросила она.

— О, конечно, болит, но не доставляет страданий! — отвечал Гржиб-Гржибовский. — У меня, нужно вам это знать, все зубы скверные. Я был раненый при переправе через Дунай прикладом в лицо. Полнюсенький рот зубов… Тут был корреспондент, то он сосчитал и телеграфировал в свою газету… С тех самых пор нередко мучаюсь. Как только воздух зайдёт, просто беда! В каждом зубе есть, знаете, дырочка, куда воздух может заходить. Теперь ещё ровно ничего, но что было недавно — невозможно описать! Ах, как же они болели! Я, знаете, кричал, кричал — не помогает. Тогда еду в аптеку. Дают мне в этаком маленьком пузырьке капли. Приехал домой — капаю, не помогает. Взял, принял внутрь — тоже не помогает. Позвал денщика: «Держи, братец, меня за голову и жми». — «Не смею, — говорит, — ваше благородие!» — «А, такой-сякой, жми!» — «Слушаю, ваше благородие!» Жмёт, жмёт, то есть, я вам скажу, изо всей силы, — не помогает. На милость Бога, что мне делать! Прогоняю денщика, ложусь ниц, навзничь, а ни на волос легче! Ну, тут, думаю, лягу себе ещё так: взял и свесил голову с кровати до самого пола, и что ж бы вы думали?

— Помогло?

— Ничуть! — отвечал Гржиб-Гржибовский с торжеством. — А помогла вакса.

— Как вакса?!

— Простая сапожная вакса. Уверяю вас, Александра Капитоновна. Взял жестянку, отколупил этакой себе кусочек ваксы и положил на зуб. Кто меня надоумил на это — не знаю; а только зуб прошёл. Вот и верьте после этого разным там лекарствам! Простая вакса!

— Удивительно!

— До того, что никто не верит, — продолжал с одушевлением Гржиб-Гржибовский. — Я сейчас же рассказал в полку. Только у нас есть штабс-капитан Брыж. Волос, знаете, чёрный, из себя красавец. Он мне и говорит: «Это, друг мой, важное открытие; ты войди о нём с рапортом по начальству». Ну, я понимаю, он шутит. Но пускай себе заболят у него зубы, и тогда посмотрим… Слово даю, запросит ваксы!

Сашурочка сказала:

— Я ни за что не положила бы ваксы… Фи! Уж лучше соли.

— Вы сами никогда не страдали?

— Никогда.

— Счастливейшая из прекрасных особ! Вот у Вассы Макаровны, сдаётся мне, тоже совершенно здоровые зубы. У неё они такие, знаете, белые и блистательные, что на удивление! Я любовался её зубами. Вообще она — замечательная дама.

— Чем? — спросила Сашурочка.

— Всем. Ежели б дело было в городе, то я умолил бы её сняться и подарить мне её прекрасный портрет. Ей не посмею, но вам признаюсь, что эта очаровательная женщина мне нравится.

Сашурочка сделала серьёзные глаза и стала смотреть в даль, на верхушку тополя, оранжево-зелёною метёлкой торчавшую из-за тёмной массы других деревьев, окутанных уже вечерними тенями.

Гржиб-Гржибовский продолжал:

— Васса Макаровна такая спокойная и великолепная красота, что всякому должна нравиться. Прошу покорно, это — редкость! Какие у неё волосы, какие глаза, и какая это улыбка!

— Отчего ж вы ей этого, наконец, не скажете? — спросила Сашурочка, всё продолжая смотреть на верхушку тополя.

Гржиб-Гржибовский повернулся к девушке и произнёс:

— Вот что, Александра Капитоновна, мне хотелось бы очень знать, и я себе надеюсь на вас: то правда, что этот штатский — умный такой — что будто он женится на Вассе Макаровне?

— Илья Кузьмич? Не знаю.

Гржиб-Гржибовский замолчал и стал играть цепочкой. Он широко улыбался и точно что соображал, причём результаты соображения выходили, должно быть, приятные.

— Ежели правда, как говорят в городе, то я очень рад; а ежели нет, то я тем более рад.

Сашурочка спросила:

— Который час?

Гржиб-Гржибовский отправил руку за борт кителя и, вынув золотые часы, подавил пружину и сказал:

— Скоро восемь.

Сашурочка поднялась с места. Выражение лица её было теперь грустное, и она нехотя проговорила, что пора, кажется, уезжать, вздохнула и вышла из беседки, а за ней и Гржиб-Гржибовский.

По уходе молодых людей Васса Макаровна промолвила:

— Кто выиграл пари?

Плакудин пожал плечами.

— Чего же от меня потребуете вы? — спросил вдруг Плакудин взволнованным голосом. — Потребуйте того, чего я сам потребовал бы от вас.