Евгений Богданов: Люкс-мадера-фикус

-- Супруга Ромочки на нее: "Явилася, потаскуха?! Натешилась с моим дурнем?!" Да как врежет Юльке в черты лица! Николай ее за руку: "Гражданка! Прекратите фулюганить!" Держит ее и к Юльке: "Юлия, тебе эта женщина знакома?" Та вся бледная, губы трясутся, кивает: "Да..." -- "Кто ж она есть?" -- "Романа... Викторовича жена..." -- и деру из комнаты, фактически наутек. Николай за хлястик ее, завел обеих в квартиру, посадил одну на диван, другую в кресло-кровать, чешскую, с подлокотниками. Предлагает: "Давайте поговорим как люди, дело серьезное, не наломать бы дров". Я -- за ними, мне как раз срочно соль потребовалась.

-- Да Бог с ней, с солью! Они-то что?

-- Жена Романа Викторовича орет: "Нечего нам рассусоливать! Мой тюфяк вообще в бабах ни бум-бум! Пока ему женское место на нос не наденут, сроду не догадается, чего от него надо! Это она, шлюха твоя, голову ему заморочила! Ей Москва нужна, наша квартира в центре!" Я гляжу на них, а они будто раскрашенные: дамочка эта бордовая, что твой томат, Юлька белая, а Николай почернел -- как сажей опорошили. Возражает: "Мы тоже, как видите, не в собачьей будке живем. И не на выселках, а в благоустроенном городке". Тут и меня заело. Моя квартира точь-в-точь такая же и вполне отвечает любым стандартам: две комнаты, хоть и смежные, зато санузел раздельный, опять же кухня с балконом в лес. Люкс-мадера по всем периметрам. Я возьми и выскажись на эту тему. Ка-ак она разгогочется!.. Когда эта ирония у нее прошла, заявляет: "Прошу зарубить себе на носу: затаскаю по судам!"

-- А-а, это она про свою квартиру в центре! -- догадывались слушательницы. -- Чтоб с Романом Викторовичем не разменивать!

-- Не знаю, утверждать не буду. Размениваются после развода, а они фактически состоят в браке. Про развод разговору не было.

-- Ну-ну, "затаскаю по судам" -- а дальше, дальше-то что?

-- Выскочила и дверь за собой не удосужилась затворить. Только цокот копыт на лестнице. Будем так говорить: Буденный на боевом коне поскакал в атаку. Николай голову повесил, как в той песне, про одноименного мужика. И Юлька тоже глаза в пол. Я хочу потихоньку выйти, чего мешать, а он в этот момент очнулся, глядит исподлобья, будто впервые видит. "Чего тебе?" -спрашивает. "Соли, -- говорю, -- хотел одолжить". Юлька лепечет: "Возьмите на кухне". И опять оба в пол уставились, фактически словно каменные.

В этом месте Чузыркин делал большую паузу, нахлобучивал шляпу, которую носил круглый год при любой погоде, и вставал с невнятным ворчанием. Однако его удерживали, улещали очередной стопкой. Чузыркин усаживался плотнее, со вкусом выпивал ее и уж более не пренебрегал закуской, давал оценку соленому огурцу:

-- Огурец люкс-мадера и даже фикус! Сама солила аль покупной?

-- Сама, сама, батюшка, не томи душу!

-- Так на чем я остановился?

-- Москвичка ускакала на кованых каблуках, а Колька с Юлькой в столбняке сидят.

-- Ага. Как из столбняка вышли, я того не видал. Вот Ромочку этого -будем так говорить: Романа Викторовича -- увидел на другой день. Приехал, видать, с первой электричкой. Сидит у подъезда на лавочке, ждет своей жалкой участи. Я в магазин наладился, по сигареты, ну и присел рядом скоротать время до открытия магазина. Кого, спрашиваю, дескать, ждете, молодой человек? "Юлию..." -- "Это какую Юлию? Квасову, что ли?" -- "Она, -отвечает, -- не Квасова, а Чобану". -- "Отродясь такой фамилии не слыхал". -- "Она ж с Молдавии, -- объясняет, -- отец молдаван, мать русская". -- "У нас одна Юлия проживает, и фамилия у нее Квасова". -"Ошибаетесь, -- говорит, -- фамилия у нее девичья по отцу". -- "И на что она вам понадобилась?" -- "Поговорить надо". -- "А с мужем ее не желаете поговорить?" -- "Не желаю, но тоже надо". -- "И об чем?" Он говорит: "Вы, наверное, Чузыркин? Мне юля о вас рассказывала". -- "Ну Чузыркин". -- "Вы не могли бы со мной к ним пройти? А то мне одному как-то... не то чтобы боязно, а смущаюсь".

-- Знает кошка, чье мясо съела. Кроткий какой!

-- Кроткий, а где прыткий слишком. "Пошли", -- говорю. Самому интересно стало. Звоним в кнопку -- тишина. Дверь толк -- не заперто. В комнату входим, а они в той же позиции. Сидят как неживые. Ну, я поздоровался, Роман Викторович тоже что-то промявкал. Юлька вздрогнула. Николай не мигнет, не моргнет, только мычит: "Ты... ты... ты..." Угадал, что за личность со мной явилась. Встал с дивана -- страшный, косматый, черный. Тут Юлька вскакивает, спиной своего Ромочку загородила, ручонки раскинула, кричит Николаю: "Не смей!" Из того, словно из шарика, весь газ и вышел. Обмяк, сел опять, усмехается. А усмешка фактически такая, бабы, как у черепа на трансформаторе под стрелой молнии.