4. Хлеб
Декабрьский ветер леденил город. Чернели от голода ровесники. Мы сидели по домам и встречались друг с другом редко.
В шкафу у моей матери стояла стеклянная банка, и в ней, как крупинки золота, поблескивало пшено. Из него приготовляли только суп, но оно неумолимо утекало, как песок в песочных часах. Я со всей наивностью мальчика, со всей юной жаждой жизни верил, что человек живет до тех пор, пока есть суп. Это мое глубокое убеждение возникло, наверное, оттого, что в течение двух месяцев нашей обычной едой были чай, жидкий суп и ломоток хлеба.
Но вот наступил день, когда кончилось пшено. Мать высыпала последнюю горсть в кастрюлю, зернышки стали оседать, а вода мутнеть и подергиваться белой пленкой.
Я видел, как озабочена мать, и мне стало страшно, потому что я знал, что ждет нас впереди.
Мать послала меня к соседям за какой-то мелочью. Я вошел в комнату, семья сидела за столом и сосредоточенно, не обращая на меня внимания, хлебала суп. Я пригляделся и увидел, что это был накрошенный в горячую воду хлеб. И в тот же миг я по-настоящему обрадовался. Значит, из хлеба тоже можно делать суп, и мне было странно, как я об этом не догадался раньше.
И теперь я уже не знал, что ждет меня, потому что у нас будет суп и жизнь будет продолжаться.
5. Наталья Ивановна... Наточка
Она была такая молоденькая, эта учительница, что жила над нами. Даже не верилось, что умеет учить и говорить строгим голосом.
Однажды наши пути с ней скрестились. Я поступал сразу во второй класс, и мама попросила ее заняться со мной русским языком. Я занимался несколько месяцев и приемную диктовку написал почти без ошибок. Только слово "собака" написал через "а". Учительница сказала:
- Это можно ему еще простить.
И все мне простили.
Муж у Натальи Ивановны был гораздо старше ее. И никто во дворе не понимал, зачем она себе такого выбрала. У него была продолговатая голова, совсем без волос, и малюсенькие уши. Говорили, что он страшно умный. Портфель у него всегда был набухший, и хотя Димка утверждал, что в нем он носит пончики в промасленной бумаге, портфель внушал уважение. Разговаривал муж Натальи Ивановны мало. У него было два любимых выражения: "Это не гигиенично" и "Это не этично".
Когда началась война, его призвали на второй день. Уходил он спокойно, как каждый день на службу в свое учреждение. Он попрощался с соседями, поцеловал жену, а переходя двор, вдруг взял Наталью Ивановну за руку и сказал:
- Милая, ты любишь сырую морковь. Обдавай ее кипятком. Иначе будет не гигиенично.
Вот какой муж был у Натальи Ивановны - хороший или плохой, мы так и не успели разобраться.
...В декабре умирала Наталья Ивановна. От голода. Она лежала на диване, покрытая шубами и одеялами, и мерзла.
Однажды я услышал, что вещи Натальи Ивановны растаскивают. Я поднялся к ней как раз в тот момент, когда соседка тетка Анна, рыхлая, с разноцветными глазами, пыталась протащить сквозь двери фикус. С листьев слетала густая пыль, и соседка чихала.
- Оставь цветок! - крикнул я.
- Без воды ему не жить, а я поливать буду, да и верну хозяюшке, как на ножки встанет.
- Оставь цветок! - Я схватил ее за руку, и она выпустила фикус.
- Звереныш! - прошипела соседка.
В квартире фикус был самый живой и сильный. "Ни за что его нельзя уносить из комнаты", - думал я.
Наталья Ивановна поманила меня:
- Вот адрес... Сходи...
У меня в руке оказался листок с адресом и фамилией: "Лейтенант Кожин П.С".
...Часовой долго вертел мою записку, звонил куда-то по телефону, потом сказал:
- Второй этаж. Восьмая комната.
Лейтенант Кожин был молодой человек с рукой на перевязи. Я сказал, откуда я. Кожин вскочил из-за стола:
- Наточка... Где она? Слушай, друг, я дежурю, никак мне сейчас не уйти. Вот тебе талон на обед. Получи, отнеси ей!
Он проводил меня до дверей и еще раз крикнул вслед:
- Скажи, обязательно вечером буду!
Я нес кастрюлю с теплым супом и думал, что, наверное, впервые в истории лейтенанты посылают своим любимым не розы, а соевый суп, где в мутной воде плавают желтые кристаллики лука. То, что лейтенант любил Наталью Ивановну, можно было догадаться.
Наталья Ивановна, когда я принес суп, глубоко вздохнула, потом вдруг слабо улыбнулась и прошептала:
- Поздно...
Вечером я поднимался домой по лестнице и услышал приглушенный плач. Как я удивился, когда увидел, что, прислонившись к перилам, стоит знакомый лейтенант Кожин и плачет.
- Что ж ты раньше ко мне не пришел?
Я не хотел говорить ему, что лишь сегодня Наталья Ивановна дала записку, я просто опустил голову.
Читать дальше