Анатолий Шихов - Вечернее утро

Непонятные кусты слева подозрительно дрогнули. Лев Александрович присел, чтобы хорошенько рассмотреть, что там такое. Он увидал огромную крысу, которая рассматривала человека, как ему показалось, вполне осмысленно. Он схватил палку и приготовился к нападению.

- Так вот ты где! - вдруг услыхал он голос невесть откуда взявшегося Добри. - С кем ты разговариваешь? С крысой, что ли? - спросил Добря, подойдя. Его комбинезон хрустел, как капуста.

- Крыса притаилась.

- А ты ее не бойся, а возьми вот свисток и свисти, они боятся этого свистка.

- Почему?

- На языке крыс этот свист означает знак опасности, и они разбегаются. Ловко придумано, правда? А палки они не боятся.

- Ты изучи их язык, может, найдешь другие полезные знаки, и крысы станут не врагами, а союзниками.

- Босс мне об этом уже говорил. А что это за костюм на тебе?

- Тоже Босс научил,- гордо сказал Добря.- Мои женщины плетут мелкую сеть из паутины, поливают соком одуванчиков, когда засыхает, получается вот такой материал.

- А почему они сами-то веревки носят?

- А нечего баловать.

- Но ведь неприлично носить такое тряпье!

- А что прилично?- весело поинтересовался Добря, и Лев Александрович задумался. Вопрос не в том, ЧТО носить, а в том ЧТО прилично. С этого надо начинать - с нравственности. Природа живет по законам жестокости, и подражать ей не надо, иначе неизбежно повторишь ошибки прошлой цивилизации.

- Добря, как ты понимаешь нравственность?

- Взаимосвязь.

- Ничего себе! Что ты имеешь в виду?

- Все живое ест друг друга. Мы едим и нас едят. Не убивай от голода, а сумей прокормиться. А ты далеко не отходи, это опасно.

- Почему?

- Женщины в резервации считают тебя виновником их бед и решили тебя казнить. Великий Босс заявил, что ты исчез, и они успокоились. Так что не попадайся им на глаза. Пойдем обедать.

А как же Стирма?- хотел спросить Лев Александрович, но не спросил. Они поднялись к церкви, и он едва удержался от междометий: под одуванчиками был накрыт стол, вокруг хлопотали хорошенькие девушки в хорошеньких балахонах, при появлении мужчин они почтительно застыли и уставились на бородищу Льва Александровича. Он зачем-то пересчитал их - семь, две беременны.

Добря сел, тыча пальцем в каждую, назвал имена:

- Познакомься: Луиза, Мари, Жанет, Наташа, Виорика, Рада, Галина.

- Здравствуйте! - Лев Александрович слегка поклонился. В ответ они дружно улыбнулись.

- Сестры, что ли?- спросил он, усаживаясь рядом с хозяином.

- Жены,- гордо сказал тот, и Лев Александрович сразу вспомнил ухмылку космонавта Джефсона: не зря старый негр назвал своего питомца петушком.

- Жены? - переспросил Лев Александрович.- А что за дети верещат в одуванчиках?

- Это мои дети.

- Но там же целая футбольная команда.

- Будет еще одна. Ешь, Лева, не задавай глупых вопросов.

Льву Александровичу надо было обидеться... Он находился в гостях, на хозяев не обижаются... На столе дымилось мясо в черном чугунке, в центре стоял целый таз фиолетового салата, в деревянные кружки было налито молоко, наверное, сок одуванчиков, в ведерной корзине краснели плоды брусники словом, стол, накрытый на две персоны, ломился от изобилия.

- А почему не садятся женщины?- спросил Лев Александрович, постеснявшись назвать их женами.

- Пусть знают свое место!

Семь жен!- думал Лев Александрович, обгладывая косточку.- На каждую приходится по теще. Да разве это жизнь? Это каторга!

Добря ел, как ребенок: руками, чавкал смачно, лицо вытирал локтем

- Добря, сколько тебе лет?

- Двадцать шесть. А тебе?

- Не знаю. Наверное, лет двести

- Ты впервые спустился с неба? - спросил Добря, ничуть не удивившись.

- Впервые.

- У вас там все такие старые?

- Всякие.

- Я тоже хочу на небо. Возьми меня с собой.

- Это невозможно, Добря.

- Почему же? Я свяжу пух одуванчиков и полечу с ветром. Я уже думал об этом.

Его жены почтительно стояли вокруг стола, внимательно слушая. Впрочем, две крайних хихикали, наверное, обсуждали бороду.

- Икар плохо кончил, - сказал Лев Александрович.

КУКЛА

Часом позже косматый оборванец с треском ломился сквозь дикие дебри первобытных трав, затравленно озираясь: он давно уже все чаще ловил себя на том, что стал от всего шарахаться, а сейчас боялся крыс, хотя и был вооружен глиняным свистком, и время от времени на всякий случай посвистывал. Он боялся червей, похожих на удавов - забыл спросить у Добри, как побеждать этих тварей. В зарослях ромашек, громадных, как подсолнухи, он обмер, увидев чудовищного словно осьминог паука. В его сети, сплетенной из полиэтиленового шпагата, все еще трепыхалась крыса, как мумия, спеленатая полупрозрачной хлорвиниловой пленкой.