Смирнов Алексей
Вечернее замужество Греты Гансель
Алексей Смирнов
Вечернее замужество Греты Гансель *
* Быль. Имена и события изменены - прим. автора.
Грета Гансель - так стояло в ее поддельном паспорте, стоившем бешеных денег.
Грета следила, как Слава, розовея по цвету вина от радости за себя и за то, что все выходит так славно и гладко, наполняет ее фужер. Вино-квадрат, шашнацать сахеру на шашнацать спирту, попирало геометрию: оно, заключенное в округлую емкость, естественно и легко претворялось в багровую ленту и расплывалось от удовольствия в конечном, пузатом сосуде, где обмирало.
- Достаточно, - лукаво улыбнулась Грета.
- Доверху, до краев, - заспешил Слава. В его нарочито непререкаемом тоне обозначился суетливый страх.
Грета вздохнула:
- Ты не понял. Вообще достаточно, я больше не буду пить.
Слава подался назад и театрально застыл: одна рука с початой бутылкой, другая - с пустой ладонью, распахнутой укоризненно.
- Как! - огорченно выкрикнул Слава, переборщил и пустил петуха. - Грета Батьковна, так не годится! Не порти обедню, окажи милость!
Делая, как делает напористый танк, когда он ломает несерьезные гражданские баррикады и вминает в землю жалкие надолбы, Слава рухнул на колени, пополз под стол, намереваясь облобызать, обсосать, а то и укусить замшевую туфельку, которая, животным мышиным чувством угадав неизбежное, быстро отпрянула и подобралась.
- Нет, - сочувственно повторила Грета. - Я буду пьяная.
- И отлично! - донеслось из-под стола. Грета подняла скатерть, заглянула на голос. Туфелька ожила и толкнула Славу в лоб.
- Мне нельзя, - на сей раз Грета заговорила с нажимом. Тон ее сделался деревянным, напряженно-безразличным. - У меня была травма мозгов, очень тяжелая. Со мной случаются припадки.
Славина голова, простучав о столешницу, вынырнула наружу. Лицо Славы оставалось лицом ангела, но ангела, уже начавшего движение вниз, в самобытную бездну.
- Что же ты не сказала, - Слава, пряча глаза, прикурил от свечного пламени, купавшегося в жиру. - Я бы и начинать не начал.
Грета отвела прядь богатых волос, нацепила очки, снятые получасом раньше. Она не ответила и строго взирала на кавалера, который внимательно рассматривал скатерть. В одной руке, не так давно блиставшей урезонивающим жестом, выветривалась сигарета; вторая, приютившая бутылку, с напускным интересом повертывала пустой фужер.
- И какие же у тебя припадки? - спросил Слава вяло, что-то прикидывая в уме.
- Ссусь, - улыбнулась Грета.
- Угу, - Слава вежливо вскинул брови.
Жемчужная и сладкая улыбка Греты стала отталкивающей.
- Не сразу, в конце. Сначала я истошно кричу, мне в стенку стучат, а однажды колотили в дверь, но я этого не помню, мне мама рассказывает. Потом падаю и бьюсь обо все, мне сразу же ложку суют в зубы, чтобы не откусила язык. Один раз его булавкой пришпилили к воротнику...
- Что - булавкой? - автоматически переспросил Слава.
- Язык. Он западает, можно задохнуться.
Прощание получилось стремительным, оно заняло секунды. Только что Грета делилась со Славой бесславными подробностями падучей; считанные мгновения истекли с того момента, как она всунула лодочку ступни во вторую туфлю, ранее приснятую и качавшуюся на носке - так многие женщины, когда им особенно хорошо и свободно, высвобождают пятку из чопорного вместилища, покачивая туфлей и готовые, пятке своей подобно, выходить из границ; Грета почти разулась, и вот, туфля на месте, и следующий кадр: вроде бы она, Грета, суетится в прихожей, но, может быть, этого не было, или состоялось без осознания и не запомнилось, приложившись к едва родившимся мифам - вот что случилось с этим событием, так. Кадр оказался двадцать пятым. Полнометражное кино продолжилось на улице. Там шел вполне кинематографический дождь, заунывное экзистенциальное водоизлияние из коллекции парижских младореалистов, молодых львов - давно уже выцветших и пуще прежнего черно-белых.
Грета зацокала каблуками, спеша к себе и стараясь не думать о пылающих славиных щеках, в которых под конец испеклось нечто несвежее, вызывавшее брезгливость и, казалось, давно там бывшее, спрятанное до времени. Вечное, тоскливое узнавание старого. Грета густо, по-рабочему, закашлялась, отхаркнула слюну. Мокрая насквозь, она успела разжалобить и осадить полупустой автобус. Грета села против двух молодцов, бритых налысо, сосавших пиво. Она огладила себя, чуть развела ноги, спрятала очки в сумочку. Жеребцы переглянулись, пакостно гыкнули; Грета со вздохом отвернулась и стала смотреть в запотевшее окно. Ей показалось, будто ее щеки тоже горят, заразившись от славиных, но лед ладони, пробуя жар, натолкнулся на встречный лед.
Читать дальше