Алексей Смирнов - Вечернее замужество Греты Гансель

- Что вы одна тут ходите, девушка, - заговорил он. Некоторые слова без надобности растягивались, подобные строю непуганых новобранцев; другие, более опытные местоимения, сокращались. - Здесь такое место, вы слышали?

- Какое место? - Грета направил ему намеренно робкую улыбку, которую плохо прикрыл напускной заносчивостью - тоже специально.

- Страшное место, - объяснил солдат. - Здесь хищники бродят... вроде нас, - он толкнул товарища локтем, тот сдвинул свои войлочные брови, кивнул. - Но вы нас не бойтесь, мы вас защищать будем. Пойдемте пивка попьем, погуляем...

- Пивка не хочу, - отказался Грета, и это было правдой. - Водочки бы, мальчики, а? Вы всех девушек защищаете? Не плачь, девчонка, да?

Он увлеченно тараторил.

Второй боец, стоявший поодаль, молча задрал гимнастерку, и Грета увидел бутылку, заткнутую за пояс.

- Ну, мальчики - вы, я смотрю, подготовились, - одобрительно протянул Грета и подмигнул, надеясь, что не переборщит. Но солдаты, унюхавшие податливость Греты, уже ничего не говорили, а только сглатывали.

Первый солдат, боясь упустить мгновение, заспешил. Он протянул Грете вареную лапу с наколкой, и Грета доверчиво вложил ему в ладонь свои симфонические пальчики.

- Ой! - Грета притворился, что растянул лодыжку. - Бля, - добавил он тихо, но так, чтобы солдаты услышали, а услышав - поймались на легкость его поведения, прочувствовали в добыче Мясо.

"Мясо идет", - именно эти слова разобрал Грета еще при самом первом, скользящем соприкосновении с солдатами. Тогда он, помнится, встрепенулся и посмотрел себе под ноги, но мигом смекнул, что слово относится к нему самому.

- Не жми так сильно, - Грета попробовал высвободить руку. Солдат отпустил, но сразу же обнял ее за плечи, подтолкнул. Грета сообразил, что его ведут в неухоженную область парка, где не бывало людей; эта зона граничила с безработной строительной площадкой.

"Может быть, здесь их вотчина, сюда их гоняют, - мелькнула у Греты мысль. - Тогда им тут все хорошо знакомо".

Второй придвинулся и взял Грету за талию.

- Че ты, че ты дергаешься, - хрипло и быстро проговорил он, хотя Грета не дергался, всего лишь дрогнул. - Мы не кусаемся.

- На, глотни, - бутылка возбужденно переметнулась к однополчанину.

Грета, весьма неопытный в разухабистых действиях, крякнул смазанным кряком, послушно приложился к омерзительно теплому и скользкому горлышку, отхлебнул.

- Вон туда, - негромко приказал кто-то из рядовых.

Праздничный шум отдалился; солнце присело за горизонт, как в воду, выглядывало оттуда, подсматривало и выпускало деформированные облачные пузыри. Грету посадили на пыльные доски, втолкнули в руки бутылку:

- Пей, подруга!

Солдат, освободившийся от сосуда, не стал медлить и сбросил ремень. Грета прикрыл глаза и втянул звериный, казарменный запах. Боец обмотал ремень вокруг запястья так, чтобы свисала пряжка.

- Мальчики, я вам так дам, - предупредил Грета, ставя бутылку в песок. - Не надо бить.

- Ну, так давай, - заорал второй и повалил Грету; товарищ подскочил на подмогу. Ремень в его кулаке успел завязаться петлей, петлю накинули Грете на руки, заведя их назад.

- Кто тебя знает, шалаву, - объяснили бойцы.

Лежа ничком, Грета вдруг по-настоящему испугался:

- Только не сзади! - выкрикнул он.

Ему показалась невыносимой мысль, что сейчас, когда подготовлены положенные чертоги, с ним сделают то, чего он так старательно бежал, как унизительного суррогата.

- Не ссы - не хочешь сзади, мы тебя сверху, в два смычка, - первый солдат сатиром приплясывал в спущенных брюках: запутался. - Устраивает?

Другой сунул руки под платье, рванул трусы.

- Что там у тебя наворочено, - пробормотал он совсем, как старенькая процентщица, введенная в заблуждение любителем раскольных дел. - Ты хоть чистая, или со вшами?

- В сумке справка лежит, - недолго думая, соврал Грета.

- Жаль! - захохотал однокашник, ибо питались солдаты одной кашей, и все одной. - Сейчас бы цепанули что-нибудь, а завтра - в санчасть! Закосили бы на полную...

Он решил остаться в брюках - лишь расстегнулся и рухнул на Грету, придавил ее, заерзал, замотал стриженой потной башкой, отлавливая верткие гретины губы. Его напарник легонько наподдал ему сапогом в ухо, чтобы убрал голову и не мешал; тот, пригнувшись, уткнулся в накладные дойки - так он обычно называл груди; подельник раскорячился и присел над Гретой, метя в рот. Грета зажмурился и глухо сказал:

- Нет. От тебя несет козлом. Давай по-людски.