Михаил Шолохов: Они сражались за Родину (Главы из романа)

- Отчаливай, отчаливай, слыхали мы таких!

- Три недели, кроме пшенной каши, ничего от тебя не получаем, так делают порядочные повара? Сапожник ты, а не повар!

- А тебе что, антрекота захотелось? Или, может, свиную отбивную?

- Из тебя бы отбивную сделать! Больно уж материал подходящий, разъелся, как интендант второго ранга!

- Ты поосторожней, Петька, а то ведь у меня кипяток под рукой... В медсанбат-то ходил?

- Ходил.

- Ну и что?

- А ничего.

- Чего же ты ходил?

Лопахин притворно зевнул, помолчал. Улыбающийся Лисиченко, подбоченясь, смотрел на него, ждал ответа.

- Так просто ходил, знакомых искал, - равнодушно сказал Лопахин.

- А там одна была славненькая... Не клюнуло?

- Я и не старался, чтобы клюнуло.

- Ну, ты это брось! Я видел, как ты сапоги травой начищал и медаль свою тряпочкой надраивал. Не помогла, стало быть, и медаль? Да и как она тебе поможет? Будь у тебя, допустим, орден, тогда другое дело, а то, подумаешь, невидаль - медаль за отвагу! Там, браток, не с такими орденами попадаются.

- Дурак, - беззлобно сказал Лопахин. - Говорю тебе, что и в мыслях ничего не держал, а так просто прошелся по хутору. После твоих харчей не очень-то разгуляешься. Последнее время я до того отощал, что даже жену во сне перестал видеть.

- А что же тебе снится, герой?

- Постные сны вижу, всякая дрянь снится, вроде твоей каши.

"Охота им языками трепать", - подумал Николай и приподнялся, расправляя затекшие руки.

Лопахин подошел к нему, шутовски раскланиваясь.

- Как изволили почивать, почтенный мистер Стрельцов?

- Пойди с поваром поговори, у меня голова болит, - хмуро сказал Николай..

Лопахин сощурил светлые разбойничьи глаза и понимающе покачал головой.

- Все ясно: подавленное настроение в результате нашего отступления, жара и головная боль! Пойдем, Коля, искупаемся до обеда, а то ведь скоро трогаться. Наши ребята из речки не вылазят. Я и то ополоснул разок грешное тело.

С Лопахиным Николай подружился недавно. В бою за совхоз "Светлый путь" окопы их были рядом. Лопахин прибыл в полк только накануне, с последним пополнением, и Николай видел его в деле впервые. Два танка зажгли бронебойщики, подпустив их на полтораста - сто метров, но, когда второй номер расчета был убит, Лопахин задержался с выстрелом, и третий танк, ведя с ходу огонь, перевалил через окоп бронебойщиков и на полной скорости устремился к огневым позициям батареи. Николай, стоя на коленях, набивал дрожащими руками диск автомата. Он видел, как из-под гусениц танка хлынула в окоп Лопахина желтая, глинистая земля, и подумал, что бронебойщики погибли, но спустя несколько секунд из полузаваленного окопа, из облака желтой, не успевшей осесть пыли высунулся длинный ствол ружья, повернутый в сторону прорвавшегося танка, хлопнул выстрел - и по темной броне остановившегося вдруг танка ящерицей скользнуло пламя, а потом повалил густой, черный дым. И почти тотчас же Лопахин окликнул Николая:

- Эй ты, брюнет с усами! Живой? Николай приподнял голову и увидел багровое, злое, измазанное глиной лицо Лопахина.

- Что же ты не стреляешь, в гроб твою душу?! Не видишь, вон они лезут! - заорал Лопахин, зверски выкатив светлые глаза, указывая на немцев, ползком пробиравшихся вдоль межи.

Первой короткой очередью Николай срезал белые головки ромашки, росшей на гребне межи, а когда взял пониже, то сквозь яростную дробь своего автомата с наслаждением услышал резкий, два раза повторившийся вскрик.

После боя вечером в землянку вошел Лопахин. Он внимательно оглядел красноармейцев, спросил:

- А где у вас тут, ребята, брюнет с усами, красивый такой, похожий на английского министра Антона Идена?

Николай повернулся лицом к свету, и Лопахин, увидев его, деловито сказал:

- Нашел я тебя все-таки! Давай, землячок, выйдем, покурим на свежем воздухе.

Они присели около землянки, закурили.

- А ловко ты последний танк подбил, - сказал Николай, рассматривая в сумерках загорелое, кирпично-красное лицо бронебойщика. - Я думал, что вас обоих завалило землей, смотрю, высовывается ружье...

И тогда Лопахин насмешливо прервал его:

- Вот-вот, этого я и ждал... Моей работой ты восхищаешься, а почему сам не стрелял, когда по моему окопу танк топтался? Почему не стрелял по автоматчикам до тех пор, пока я тебя не выругал? Мне твои восхищения нужны, как мертвому горчишник, понятно? Мне дело нужно, а не восхищения!

Николай, улыбаясь, ответил, что заминка произошла у него в тот момент потому, что он опорожнил все диски. Лопахин, прищурившись, покосился недоверчиво, сказал: