Валентин Свенцицкий - Ольга Николаевна

То чудилось ей, что она тонет и кто-то кидает ей синий шарф. Она хватается за него, но в руках остаются синие клочья. А на берегу Коля и Лизанька машут руками и почему-то покатываются со смеха. И этот смех так страшно врезается в уши. Она хочет сказать им, чтобы они перестали, но вода заливает ей рот, и она не может дышать…

Ольга Николаевна судорожно напрягает грудь, чтобы вздохнуть, и кричит:

— Не смейтесь… Коленька… Лизанька… Да не смейтесь же вы!..

И снова исчезает всё. И вместо Коленьки и Лизаньки стоит какой-то незнакомый человек и спрашивает:

— Вас встретит кто-нибудь в Крайнове?

Ольга Николаевна отвечает:

— Да… я телеграфировала мужу…

И всё это не казалось ей странным, как будто бы так и должно было быть.

И когда она увидала над собой расстроенное, озабоченное лицо мужа, а вместо тёмно-серой верхней койки голубое небо, она долго не могла понять: сон это или она действительно приехала домой…

Наконец решила: «Ну, конечно, я дома… вот и Лизанька… и Коля…»

И первый раз за всю дорогу вздохнула легко, всей грудью.

По-прежнему путались бред и действительность, но теперь всё стало другое.

Вошли какие-то люди.

«Это доктора», — подумала Ольга Николаевна.

И почему-то сказала:

— Принесите Лизаньку…

— Сейчас, сейчас, — торопливо ответил чей-то голос.

Она узнала голос мужа и поняла, что он чем-то страшно расстроен. Ей стало жалко его. И, чтобы успокоить, она сказала:

— Мне гораздо лучше…

А вот и Лизанька… Маленькая, полная девочка с мягкими, пушистыми волосами… Тянется к ней худенькими, прозрачными ручками и говорит, говорит что-то на своём смешном детском языке…

— Милая… любимая моя девочка… опять ты со мной…

Коленька стоит в синей рубашечке рядом и говорит:

— Мамочка, это навсегда.

«Что навсегда?» — думает Ольга Николаевна. Но ей хорошо, и она отвечает:

— Навсегда, конечно, навсегда…

Теперь они с ней. Больше ей ничего не надо. Ольга Николаевна силится вспомнить, почему ей было раньше так плохо и где были её дети… но никак не может…

«Пусть, пусть… не всё ли равно… ведь теперь они со мной… навсегда…»

И вдруг делается так светло… так просторно… тихо…

Ольга Николаевна чувствует, как тёплая волна заливает ей грудь.

Где-то далеко чей-то странный голос глухо выкрикивает:

— Льду… льду… скорее…

Но она не вслушивается в этот крик.

Лизанька крепко, до боли, сжимает ей шею прозрачными ручками и шепчет над самым ухом:

— Мамочка… мамочка… милая…

Ольга Николаевна чувствует, как всё светлеет и в ней, и вокруг неё, и едва слышно, одними губами, она говорит:

— Как… хорошо…