Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

Среди тех, кто ехал с Лощилиным, и других было много таких, кому не предъявляли никакого обвинительного заключения , не вызывали в суд, – но везли вместе с осуждёнными. Их привезли в Переборы, там заполняли ведомость на прибывших, и только тут Лощилин узнал свою статью: СВЭ – Социально-Вредный Элемент, срок – 4 года. (Он недоумевает и по сей день: ведь и отец мой рабочий, и сам я рабочий – почему же СВЭ? другое бы дело – торговал…)

Волголаг. Лесоповал – 10-часовой рабочий день, и никаких выходных, кроме 7 ноября и 1 мая (это за три года до войны). Однажды Лощилину перебило ногу, операция, 4 месяца в больнице, 3 – на костылях. Потом опять лесоповал. И так он отбыл все четыре года. Началась война, – но всё-таки он не считался Пятьдесят Восьмой статьёй, и осенью 1941 его освободили по концу срока. Перед самым освобождением у Лощилина украли бушлат, записанный в его арматурную карточку. Уж как молил он придурков сактировать этот проклятый бушлат – нет! не сжалились! Из «фонда освобождения» вычли за бушлат, да в двукратном размере, – а по казённым ценам это ватно-рваное сокровище дорого! – и холодной осенью выпустили за ворота в одной хлопчатобумажной лагерной рубашке и почти без денег, хлеба и селёдки на дорогу. Вахтёры обыскали его при выходе и пожелали счастливого пути.

Так ограблен был он в день освобождения, как и в день ареста…

При оформлении справки у начальника УРЧ Лощилин прочёл вверх ногами, что́ ж у него написано в деле. А написано было: «Задержан при обходе вокзала…»

Приехал в город Сурск, в свои места. По болезни райвоенкомат освободил его от воинской повинности. И это оказалось – плохо. Осенью 1942 года по приказу НКО № 336 военкомат же мобилизовал всех мужчин призывного возраста, годных к физическому труду. Лощилин попал в рабочий отряд КЭЧ (квартирно-эксплуатационной части) Ульяновского гарнизона. Что это был за отряд и как относились к нему – можно представить, если там было много молодёжи из Западной Украины, которую управились перед войной мобилизовать, но на фронт не посылали из-за ненадёжности. Так Лощилин попал в одну из разновидностей Архипелага, военизированный безконвойный лагерь, рассчитанный на такое же уничтожение с отдачей последних сил.

10-часовой рабочий день. В казарме – двухэтажные нары, никаких постельных принадлежностей (ушли на работу – казарма необитаема). Работали и ходили во всём своём, в чём взяты из дому, и бельё – только своё, без бани и без смены. Платили им пониженную зарплату, из которой вычитали за хлеб (600 грамм), за питание (плохое, двухразовое из первого и второго), и даже, выдав чувашские лапти, – за лапти.

Из числа отрядников один был – комендант, другой – начальник отряда, но они не имели никаких прав. Всем заправлял М. Желтов, начальник ремстройконторы. Это был князь, который делал что хотел. По его распоряжению некоторым отрядникам по суткам и по двое не давали хлеба и обеда. («Где такой закон? – удивлялся Лощилин. – И в лагерях так не было».) А между тем в отряд поступали после ранения и ослабевшие фронтовики. При отряде была жен щи на-врач. Она имела право выписывать больничные листы, но Желтов запретил ей, и, боясь его, она плакала, не скрывая слёз от отрядников. (Вот она – воля ! Вот она, наша Воля!) Обовшивели, а нары оклопянели.

Но ведь это не лагерь! – можно было жаловаться! И жаловались. Писали в областную газету, в обком. Ответа ниоткуда не было. Отозвался только горздравотдел: сделали хорошую дезинфекцию, настоящую баню и в счёт зарплаты (!) выдали всем по паре белья и постельные принадлежности.

Зимой с 1944 на 45 год, к началу третьего года пребывания в отряде, собственная обувь Лощилина износилась вовсе, и он не вышел на работу. По Указу тут же судили его за прогул – три месяца исправтрудработ всё в том же отряде, с вычетом 25 %.

Весенней сыростью не мог Лощилин ходить уже и в лаптях – и снова не вышел на работу. Снова его судили (если считать со всеми заочными – четвёртый раз в жизни), в красном уголке казармы, и приговор был: три месяца лишения свободы.

Но… не посадили. Потому что невыгодно было государству брать Лощилина на содержание. Потому что никакое лишение свободы уже не могло быть хуже этого рабочего отряда!

Это было в марте 1945 года. И всё бы обошлось, если бы перед тем Лощилин не написал в КЭЧ гарнизона жалобу, что Желтов обещал выдать всем ботинки б/у, но не выдаёт. (А почему написал он один: «коллективки» были строго запрещены, за коллективку, как противоречащую духу социализма, могли дать и 58-ю.)