Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Багратион имел вид человека, постоянно устремляющего всё свое внимание на те слова, которые он говорил. Большие, до половины закрытые веками, черные глаза его без блеска, но упорно смотрели по обеим сторонам огромного носа; как изваянный, крепкий рот и выступающий, прямой и длинный подбородок казалось так же пилили [?] как и мутный, неизменяемый взгляд и тихий голос, повторяющий одни и те же слова.

— Кто вам сказал, граф, что мир заключен? — повторил [он] в четвертый раз.

— Ach, Gott. [1792]Честное слово принца Мюрата! [1793]

— Хорошо. Но как же вы бросаете свой пост, генерал, и открываете наш фронт, генерал... — продолжал Багратион, видимо с трудом соображая и выражаясь. — Кто же будет отвечать за последствия, генерал? — И голос Багратиона не возвышался, не изменял интонации и те же бесстрастные, полузакрытые глаза смотрели прямо с обеих сторон коричневого носа на разгоравшегося австрийского генерала.

— Ежели бы мир не был заключен, я бы должен был умирать на своем посту, — сказал граф Ностиц, ударяя себя широкой кистью в высокую грудь. — А теперь я буду преступник, ежели я буду сражаться с французами после заключения мира. Я говорю. Мне сам принц Мюрат сказал и в доказательство привел, что французы перешли мост в Вене без боя. Разве это могло бы быть, ежели бы не было мира? — и граф Ностиц, торжествуя, молча посмотрел на Багратиона. Багратион соображал.

— Пошлите, тут адъютант главнокомандующего, — обратился он к ординарцу, — Болконский, кажется, что ездил в Брюнн. Он вчера из Брюнна и попал на наш аванпост, — обратился он к Ностицу.

Через несколько минут вошел князь Андрей. Багратион как будто забыл, зачем он его звал и, сделав усилие, сказал:

— Да вот ты из [1794]Брюнна едешь. Слыхал ты, заключен мир с Австрией или нет?

— Я не слыхал, чтобы был заключен, но слышал, что австрийское правительство желает.

— Как же французы перешли Венский мост, — спросил граф Ностиц.

Князь Андрей не отвечая, прищурившись, посмотрел на Ностица.

— Генерал говорит, что мир заключен и что австрийцы по уговору пропустили французов через мост.

— Я слышал, что мост взят обманом и что Ауерсперг за то отдан под суд. — Князь Андрей рассказал.

Ностиц повернулся на стуле, гремя саблей.

— Und was noch! Das wäre was famoses! [1795]Этого не может быть, — сказал он.

Князь Андрей поджал губы и открыл глаза.

— Я не имею честь служить с вами и под вашим начальством и докладываю не вам. И потому не считаю за вами права обсуждать вслух мои слова, как начальнику, и как gentilhomme я вам говорю, что вы, а не я, говорите неправду. Я говорю, как слух, и слух этот правда, а вы говорите, как факт, и это ложь (— Ну, ну, не у места, князь, — сказал Б[агратион]) и, не дав сказать слова, он обратился к Багратиону.

— Угодно что нибудь еще приказать вашему сиятельству? — обратился он только к Багратиону. Багратион не ответил ему не от пренебрежения, но видимо от того, что всё внимание его было слишком занято тем ходом мыслей, которые он преследовал и которые касались графа Ностица.

— Что же вам сказал Мюрат, — спросил он у Ностица. — Ежели мир заключен с Австрией, что же будут делать русские войска, будут драться или нет?

— Русские войска заключат капитуляцию.

Неподвижное лицо Багратиона вдруг дрогнуло, нос поднялся, в глазах блеснул свет и рот слегка раскрылся в презрительную улыбку. Он встал.

— Генерал, я вам не приказываю отступать, а приказываю вернуться к своему посту.

— По соображениям, которые вам очевидно чужды, — отвечал Ностиц, вставая и официальным тоном, — я не могу этого сделать.

Багратион, не дожидаясь выхода Ностица, первый пошел к двери.

— Лошадь! Да ты, князь, поезжай со мной в цепь, мы все посмотрим, — обратился он к князю Андрею, — тогда поедешь, всё, живая грамота, расскажи Михаилу Иларионовичу.

Еще не успел Багратион сесть на лошадь, как ординарец пришел.

[1796]Через пять минут Белкин вернулся в шалаш и был встречен молчаливым, радостным и полупьяным взглядом голубых глаз Тушина, который лежал и читал, попивая. С. О. заснул.

— Ну что разделил?

— Разделил.

Они помолчали.

— [1797]Хотите вина? Эй, Митька, подай вина.

— Да уж всего одна бутылка осталась, — послышался за палаткой голос деньщика.

— Да что ты, дурак, ведь П. И-чу.

— Ну, П. И. можно. А то кого не перебывало нынче, — опять сказал голос, и под угол палатки подлезла рука, доставая что то.

— Что это вы читаете?

— Старый Эвропейский вестник.