Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая

— Les malheureux! Je les plains... ils ne savent pas que je les quitte demain. [108] Несчастные! Мне их жаль... они не знают, что завтра я их покидаю. Далее зач.: Этот самый и вписаны след. одиннадцать слов , причем осталось незачеркнутым слово: был

Он, как немного разъехавшийся, но всё готовый на службу старый конь, ехал на арабском жеребце, chamarré d’or et des pierreries, [109] [разукрашенный золотом и драгоценными каменьями,] веселый, сияющий, оживленный прежним привычным делом войны, подъехал навстречу Балашеву, притронулся рукой к своей обшитой золотом и с страусовыми перьями шляпе и весело приветствовал генерал-адъютанта императора Александра. [110] Следующая фраза вписана на полях позднее . Он подъехал близко и положил руку на холку лошади Балашева. Его добродушное усатое лицо сияло самодовольством, когда Балашев, разговаривая с ним, поддавал ему: à Votre Majesté, de Votre Majesté [111] [Вашему Величеству, о Вашем Величестве] во всех падежах, с неизбежной аффектацией учащения титула обращаясь к лицу, для которого титул этот еще нов.

Понравилось ли Мюрату лицо Балашева, или вообще он был хорошо, весело расположен прекрасным утром и верховой прогулкой, но он, слезши с лошади и взяв под руку Балашева, вступил в тон разговора вовсе не королевского и не вражеского, а в тон добродушных, веселых [112] Зач.: лакеев слуг ссорящихся господ, которые останутся добрыми приятелями, несмотря ни на какие отношения между принципалами.

— Eh bien, général! Tout est à la guerre, à ce qu’ il paraît, [113] Ну, что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне, — сказал Мюрат.

Балашев сознался, что это действительно так, но заметил, что государь Александр не желал войны и что его посылка служит доказательством этого.

— Так вы считаете зачинщиком войны не императора Александра? — сказал Мюрат с добродушной улыбкой из-под своих усов.

Поговорив о причинах войны, Мюрат сказал, вероятно, то, что он и не желал сказать, но сказал под влиянием развеселения:

— [114] Зачеркнуто: Душевно желаю, что Je désire de tout mon coeur que les empereurs s’arrangent entre eux, et que la guerre commencée malgré moi se termine le plus tôt possible.

— Je ne vous retiens plus. Charmé d’avoir fait votre connaissance, général, [115] Я желаю от всей души, чтоб императоры покончили дело между собой и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее. Я вас не задерживаю более. [Рад был познакомиться с нами, генерал,] — прибавил Мюрат, и Балашев, откланявшись его величеству, поехал дальше, по словам Мюрата, предполагая весьма скоро встретить самого Наполеона.

Но вместо скорой встречи с Наполеоном часовые пехотного корпуса Даву опять задержали Балашева, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его к маршалу Даву.

Сумрачный солдат Даву был совершенная противоположность Мюрату.

[ Далее со слов: Это был Аракчеев императора Наполеона кончая: когда к нему ввели Балашева близко к печатному тексту . Т . III, ч. 1, гл. V .]

[116] На полях запись для памяти, относящаяся к другому месту: Князь Андрей говорит, что он мучитель, и с прокл[ятием] его уезжает. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув [117] След. два слова вписаны позднее . через очки на веселое и представительное под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом лицо Балашева, еще больше нахмурился и зло усмехнулся. [118] Зач.: продолжая карандашом отмечать кресты на полях бумаги.

«Вот мы, французы с любезностями, — подумал он, — теперь не до любезностей. Я был против этой войны, но ежели раз уж война начата, то надо не любезничать, а работать». [119] Зач.: Поставив в неловкое положение Балашева тем, что он не сразу обратился к нему, и искосясь Заметив на лице Балашева неприятное впечатление, Даву строго, холодно обратился к нему с грубым вопросом: что ему нужно. Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал-адъютант императора Александра и [120] Зач.: подавив и надписано: даже даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение.

В противность ожидания его, что это известие мгновенно переменит тон и обращение Даву на самый почтительный, как это обыкновенно бывает с людьми грубыми, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.

«Где же ваш пакет? — сказал он. — Donnez-le moi, je l’enverrai à l’Empereur». [121] Дайте мне, его я пошлю императору. Далее зачеркнуто позднее: Выпустив напрасно всю последнюю надежду на смягчение Даву,