Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами

- Задремал, уважаемый? Давай отведу к человеку, будешь разговаривать. Поднимайся...

И протянул колпак из черной мешковины.

3

Тумгоев отвез его на лифте на два или три этажа вниз, потом в абсолютной тишине, утопая сапогами в мягком покрытии, Милик прошел пятьдесят три шага до поворота вправо. Затем ещё четыре. Он слышал, как бешир открыл дверь, подтолкнул его внутрь, но сам остался за порогом.

Мешковину с него снял кто-то сзади, кого он не видел, и сделал это грубо. Пришлось поправлять армейское кепи, съехавшее на правую сторону. Получилось, что он вроде бы честь отдал...

- Так и стой, - сказал хрипловатый голос с ощутимым кавказским акцентом. - Попить желаешь?

Он в сортир желал. Поэтому ничего не ответил. Да и кому?

Дознаватель понял. Равнодушно сказал:

- Не нужно на меня смотреть. Это - приказ...

Они пользовались генераторами тайваньского производства. Два запасных стояли на ковровом полу возле фарфоровой картины-экрана с изображением стычки китайских кавалеристов. Картина была в лакированной раме на резаных из кости подставках, которую, наверное, и подарил осчастливленный крупным заказом поставщик. В центре стены, перед которой его поставили, Милик отметил стеклянное зеленое панно с белой арабской прописью. Под ним размещалась красная канистра с резервом солярки.

Панно - определенно смотровое окно, через которое его слышат и видят из соседнего помещения. В сущности, рутинная техника.

Сквозь легкий гул то ли кондиционера, то ли вентилятора, гнавшего в помещение теплый и свежий воздух, он услышал, как скрипнуло конторское кресло. Дознаватель сел и придвинулся вплотную. Человек, видимо, весил под сто килограммов. Пластмассовые ролики на ножках заскрежетали.

Допрос поставленных спиной к спине подельников в казино "Чехов", если его приходилось устраивать, назывался "жопочной очной ставкой". Здесь он был один. Можно сказать: жопочный допрос. Черт с ними, подумал Милик. И, спохватившись, мысленно открестился от лукавого: помяни - он тут как тут...

- Где в первый раз увидел цинки, Милик? - спросил хрипатый.

- На борту, в Моздоке.

- А вылетел из Раменского...

- На борту в Моздоке. Встречал майор, имени не разобрал, он поднялся на борт, цинки ему вынес бортмеханик из пилотской кабины.

- После этого?

- Находились при мне.

- А когда спал, Милик?

- Спал на них. Спросите ваших...

- Надо будет, спросим. Твое дело отвечать, Милик... Кто провожал в Раменском?

- Не назвался.

- Где именно не назвался?

- У трапа.

- И раньше его не видел?

- Нет.

В наушнике, подвешенном у левого уха, хрипатый услышал команду на русском:

- Попроси описать этого, который провожал... у трапа. Детально.

Хрипатый кивнул стеклянному панно.

- Как выглядел? Подробно.

- Картуз "под Жириновского", кожаное пальто с погонами. Заметно длиннорукий. Очки и борода, говорит фальцетом... Борода, думаю, фальшивая. Про усы и очки не уверен.

- Размер обуви приметил, Милик?

- Нет. Было темно, моросило.

- Походку?

- Он стоял. Но не спокойно. Вроде бы хотел с места сорваться, побегать...

В наушнике босс велел:

- Пусть слово в слово повторит полученную инструкцию.

Хрипатый сказал:

- Инструкция, полученная от этого, в картузе "под Жириновского"... Слово в слово!

- Говорить правду в горах и скрывать от федералов, если перехватят. Выдавать себя за заложника в этом случае. Сказал, что от Моздока поведут по коридору связники.

- Он сказал, какие и сколько?

- Нет.

- Какую правду он велел сказать, Милик... э-э-э... людям в горах?

- Он сказал, что правда... овеществленная правда... - в пластиковых пакетах со стодолларовыми купюрами. В цинках. Сумму не назвал.

- Прекращай. Скажи, что сегодня ему отдыхать, а завтра с рассветом в дорогу, - прозвучало в наушнике. - В конвой тех, кого он уже видел... Отправишь - зайди!

Хрипатый услышал легкий щелчок. Хозяин отключил трансляцию и, стало быть, завесил со своей стороны смотровое стекло, сработанное под панно с арабской прописью. Текст хрипатый выбирал лично - из восьмой суры "Добыча" в Коране: "О те, которые уверовали! Когда вы встретите тех, кто не веровал, в движении, то не обращайте к ним тыл".

- Во имя Аллаха милостивого, милосердного, - сказал себе хрипатый и повторил суру, как и полагалось, по-арабски.

Ему предстояло неприятное объяснение с хозяином. Он, что называется, уронил поводья и потерял стремена. Впервые на его памяти в Москве не сработало абсолютное оружие - деньги. Четыре крупных человека с погонами, которых служба контрразведки финансового имамата "Гуниб" подкармливала, да, видимо, закормила до неповоротливости, прозевали как, кто, где и когда "зацарапал" деньги. Деньги, сменившие руки только три раза. Третьим был стоявший спиной к хрипатому замызганный офицерик.