Алексей Слаповский: Кумир

Он смягчил в конце своей короткой речи слова и голос, глядя на паренька с чубчиком. Но было уже поздно.

- Морда! Такие, как ты!.. - закричал паренек и побежал на кожаного. Тот легко отпихнул его, но парень вновь подскочил, схватил за грудь тонкой рукой и подростковым кулачком ударил кожаного по щеке. Тот ответил злым и спокойным умелым ударом, паренек упал. Вскочил - и опять. Его схватили, держали.

Кожаный, ругаясь, ушел и уехал.

- Сейчас милицию вызову! - сказала старуха и скрылась в подъезде.

Молча постояли еще немного.

- Зря ты, - сказал Сергей пареньку, утирающему кровь из носа.

- А чего он... Зря, конечно.

- Милицию бабка точно вызовет, - сказал кто-то.

- Поехали туда.

- Поехали.

Все поехали - туда. А Сергею не хотелось. Нюре - тоже.

- Домой, что ли, - сказал Сергей. - На билет не хватает, смех. Хотел как-нибудь... Подработать или... Не одолжишь?

- У самой только на обратный. У меня родственница тут, двоюродная тетка.

- Ты прямо на похороны приехала?

- Я не знала. В поезде прочитала в газете.

- Я тоже. Значит, к нему ехала? Может, песни свои показать?

- К тетке, говорю же. Ну, пожить.

- Надоели мы ему все.

- Наверно. Ну что, поехали мою родственницу искать?

- Почему искать? Адреса не знаешь?

- Приблизительно. Они с матерью поссорились. Знаю, что в поселке Переделкино. Знаю, что улица Тургенева. Найдем.

- В Переделкино писатели живут.

- Она не писатель, она нормальный человек.

- Тогда не страшно.

3

а поезд встречный скорый вполне

и я завидую ему а он завидует мне

и говорят кто-то знает правильный маршрут

но он всегда где-то там а я всегда где-то тут

- Убивала бы таких, - сказала Нюра.

Сергей понял, что она про того кожаного.

- Пущай живет, - сказал он.

- Это понятно. Но я убивала бы. Тебя убивали?

- Нет.

- Меня убивал отчим.

- Не убил?

- Убил. Я после смерти живу. Это легко. После смерти жить легко, можешь в любой момент опять умереть. Может, съездим все-таки?

- Как хочешь.

Они поехали к так называемой Горбушке, то есть Дому культуры имени Горбунова.

Толпа была густая, пробиться невозможно, но они и не собирались проби-ваться.

Звучали песни Антуфьева.

Девицы - группа человек десять - особо - рыдали. Одна обессилеет, чуть стихнет, всхлипывая, начинает другая - и опять первая, и третья, и вдруг все вмес-те - ревут, слезы текут ручьями, обнимаются, склоняют головы на плечи друг другу.

А вон и знакомый паренек с чубчиком, тоже особо. Курит, смотрит в землю.

А вон совсем старый старик плачет. Спьяну? Случайно прибился - и вдохновился общей печалью? Нет, вдруг поднял голову и зычно продекламировал строку из Антуфьева, относя ее, быть может, к себе:

- Я путешествую в старость и ставлю вешки, как будто надеюсь вернуться! Сволочи!

- Заливаются, лохушки, - сказала Нюра о девицах. - Что им тут, концерт, что ли? Упиваются. Событие-то какое, ну ты, что ты, маме с папой рассказать!

Заметен был - появляясь то там, то здесь - очень распорядительный человек в долгополом черном пальто, в черной шляпе, которую он снимал, входя в здание, и надевал, выходя. Рыжеволосый, рыжебородый. Все это шло к нему накрепко, но симпатичней он от этого не казался. Он был тут, может, самым необходимым, но казался самым лишним.

- Кастальский, - сказала Нюра.

Сергей это знал. Кастальский. Организатор выступлений Стаса Антуфьева, или, как принято говорить, продюсер. Вот, он и на похоронах продюсер.

Заколыхалось: выносили гроб.

Милиционеры стояли оцеплением - как когда-то на майских демонстрациях.

Вынесли.

Катафалк - длинная черная машина, почти лимузин. Кастальский постарался. Он и сам в черный мерседес сел. А за ним и другие в машины целая кавалькада потянулась медленно. Впереди ментовские, с мигалками.

- Попаду или не попаду? - пробормотала Нюра, вертя в руках обломок кирпича. И когда успела найти и поднять?

- Брось, - сказал Сергей.

- Сейчас брошу.

Нюра размахнулась, кинула. Обломок попал в черное стекло черной машины Кастальского. Стукнулся и отскочил.

Машина испуганно дернулась вперед, чуть не врезавшись в катафалк, к Нюре подскочили рыдающие девицы, визжа и ругаясь, стараясь ущипнуть, оцарапать, пихнуть, а то и по-мужски - кулаками, Сергей оттаскивал их, подоспели милиционеры, Нюру и Сергея отволокли в сторонку.

- До кучи их, - сказал ментовский чин с румяным от холодка и дела, бодрым лицом.

Нюру и Сергея посадили в "воронок", который был набит уже. Почти все или пьяные, или обкуренные, или обколотые. Глаза дикие, разговоры чумные.