Алексей Слаповский - Висельник

- Вам лучше знать, - сказал он.

- Нет тяжкого греха, - вздохнул я. - Девиц и женщин, правда, бесчестил. По молодости. Ну, жульничал, поскольку делец, - однако в пределах, разрешенных законом и собственной душой. Вот и все.

- И велики те пределы? - допрашивал Петров уже с пристрастием, без шуток.

- Вы о законе или о душе?

- И о том, и о другом.

- Насчет законов затрудняюсь ответить, ввиду отсутствия таковых, душа же, как вы знаете, беспредельна.

Нина глядела на Александра Сергеевича и на меня чуть ли не со страхом, правда, причины страха по отношению к нему и ко мне, наверное, были разными.

- Так вот, - подытожил вдруг Петров, хотя я только начинал входить во вкус. - Лечить я вас не буду. Общаться с вами - не желаю, потому что, извините, лишней отрицательной энергии накапливать не хочу - она на других отзовется. И настоятельно, кроме этого, прошу вас с Ниной знакомства не поддерживать.

- Что ж такое! - воскликнул я, ничуть не медля. - Один вохровец недоделанный на меня с кулаками полез, другой - мент с широким кругозором с девушкой дружить не разрешает! Что за борзость такая, граждане! Не надо! Не надо меня на понт брать!

- Ты не юродствуй! - спокойно сказал Александр Сергеевич, но скулы у него заиграли по-ментовски уже, по-майорски уже они у него заиграли. - Ты не корчь из себя тут. Ты человек с образованием - не скажу интеллигент, правила хорошего тона знаешь и вполне способен сообразить, что после моих слов должен оставить мой дом. Прошу.

Я выдержал паузу. Не то чтобы раздумывал, нет, реакция на любое слово и дело у меня мгновенная, я уже знал, что скажу, но пауза мне нужна была в целях мхатовских. И сказал:

- Я уйду. Я делец, но не из тех, что трясут пузцами и гонором. Я только одно хочу спросить: вы в Христа веруете?

Нина так и вперилась в Петрова. Не знаю, обсуждался ли меж ними этот вопрос, но я ясно видел, что сейчас она жаждет положительного ответа.

- Верую, - сказал Александр Сергеевич, и не будь тут меня, Нина, возможно, захлопала бы в ладошки по-детсадовски, словно дождавшись Деда Мороза и новогоднего подарка.

Я любовался ею, я умолк; Петров нервничал. Задав важный вопрос, я погрузился в созерцание - и умалил этим свой вопрос, и оскорбительно обошелся с ответом Петрова.

- Ну так что? - поторопил меня майор.

Я по-прежнему созерцал нечто свое, внутреннее, гораздо более ценное, чем наши пустяковые беседы. Однако пришлось вернуться. Нехотя очнувшись, я продолжил:

- А раз веруете, Александр Сергеевич, почему ж гоните? Если видите что-то во мне, - говорил я с полной и абсолютной серьезностью, которой не добился бы от меня ни один психиатр, говорил я этому отставному майору с шизофреническими творческими наклонностями, - если видите что-то, то скажите и мне, потому что, вам же известно, человек сам себя подчас не знает!

- Не подчас, а всегда, - поправил меня Петров, чувствуя уже надо мной некоторую власть.

- Ну всегда. Так помогите!

- Это не болезнь у вас. А может, и болезнь. Но я такие не лечу. Поп лечит - если сами в Бога и церковь веруете. В чем сомневаюсь. Знаю одно - вы человек страшный, опасный, на все готовый.

- Позвольте! Вы это - с такой уверенностью, у меня мурашки по коже! - Я сказал это не Петрову, я обратился к Нине с этими словами, как будто именно ее просил пожалеть меня, объяснить мне, а она сидела, вжавшись в кресло, и смотрела уже не на нас, а куда-то между нами. Может, вспоминала положения научно-популярной книжки "Познай самого себя". - Если я не чую своей умственно-психической сути, то вы-то свою - чуете?! Вы - майор милиции в отставке, вы не в отделе кадров, судя по вашему цветущему виду, работали, не в детской комнате милиции, вы, я думаю, и по сусалам давали людям, а то и убивали. Отвечайте быстро и честно - убивали людей?

- Двоих, - твердо и спокойно ответил Александр Сергеевич. - Одного, правда, могли спасти. Не довезли. Далеко было. Степь. Казахстан.

- Ну, будем считать - полтора. Полтора трупа на вашей совести...

- Ты еще пошучивать будешь, сопляк! - взревел наконец отставной майор, побагровев, что сделало его еще мужественней.

- Не буду! - приложил я руки к сердцу. - Дурная привычка, в пионерлагере били за это: язык без костей. Но коли вы убивали-таки людей, то какое право вы имеете меня выпроваживать только на основании каких-то догадок, каких-то ваших шестых чувств, которые я уважаю, тем более газета "Неделя" о них пишет тоже с уважением и подробно? За что вы мне не велите, тут я подчеркнул, - дружить с Ниной, по отношению к которой у меня самые чистые намерения?