Н Слетов - Мастерство

Хорошее слово сказал Антонио Капо.

- Гварнери был добрый христианин, - промолвил Сториони. - Он был добрый христианин и страдалец в жизни. Но сохранил мужество и до конца являл величие своего духа.

- Он боролся с дьяволом, - отвечал Капо. - И когда дьявол одолевал, вся работа никуда не годилась.

Вот тут-то и проговорился Луиджи.

- При чем тут дьявол или бог, - сказал он. - Бери скрипку, как она есть, и суди о ней. А творил ли мастер за работой молитву или он жевал при этом оливку, - не все ли тебе равно? Ты играешь на скрипке, а не на мастере. Был ли он безбожником или точил слезы о страстях Христовых, - какое тебе дело? Лишь бы скрипка звучала.

- Ну, этак ты будешь отрицать всякое значение мастера, - возразил Сториони. - Так можно договориться

до того, что пусть лучше скрипку делает плотник.

- Пусть делает плотник, - согласился Луиджи. - Пусть делает богохульник, убийца, кровосмеситель, монах, шинкарь или погонщик ослов, что мне до этого? Другое дело - сможет ли он сделать хорошую скрипку.

- Да, вот сможет ли, - вмешался Карло Бергонци. - Если руки его приспособлены больше к лопате, вилам или молотку, то сомневаюсь, чтоб он имел успех в скрипичном деле. Скорее, думаю, выйдет у него гроб или сундук.

- Если руки его способны к лопате, зачем он возьмется за скрипку? спросил Луиджи.

- Не говори, - ответил Сториони. - Искусство - болезнь. Кто хоть раз, хоть по ошибке прикоснулся к нему - порченый человек. Я знавал не мало таких неудачников, которым лучше бы близко не подходить к скрипке, но они упорно бьются над мастерством.

- Пожалуй, ты прав отчасти, - заметил Луиджи и посмотрел на меня долгим взглядом.

- Потому-то, - продолжал Сториони, - потому-то, может быть, мастерство пришло теперь в такой упадок, что им занимается всякий, кто только хочет.

- Правда твоя, - подхватил Бергонци, - у теперешней молодежи ни выучки, ни знания, ни дара. Лаков не знают, резьба грубая. Теперь скрипки во Франции стали делать сотнями и, как слышал я, один делает усы, другой обручики, третий деки, четвертый шейку, а пятый собирает. Можно ли так получить что-нибудь хорошее?

- Молодежь забывает бога, - заключил Антонио Капо. - Это из Франции к нам идет безбожие. Ты вот Луиджи сказал об оливке, - все равно, мол, оливка или молитва. Считаю, что ты не подумал или у тебя в голове слишком шумит, а то бы ты не сказал.

- Напрасно, - возразил тот, - я знаю, что говорю.

В самом деле, присмотревшись к нему, я увидел,

что он не пьян. Да, зная Луиджи, никогда нельзя было бы поверить, что ему в хмелю отказала голова, но на язык он делался резче.

- Друзья, - сказал Сториони, меняя разговор, - скажите-ка лучше, чем виноват мастер, что его работы не понимают и не ценят. Я слышал, и всем нам известно, будто немцы выше всего ставят своих тирольцев. Мы с вами режем дерево на звуки, и только мы знаем, сколь близки эти звуки к голосам наших певцов и хорошо ли у нас поют. Сколь близки они к песням наших жен и сестер... К голосу Наталины, не так ли, друг Луиджи? - и Сториони хлопнул его по плечу. - Когда же ваша свадьба?..

Из всех мастеров больше всего уважал Луиджи Лоренцо Сториони и охотнее всего сносил его шутки.

- Ты думаешь, - отвечал он, - что раз квартеты готовы, то, значит, близко? Верь мне, что без вас свадьбы не справлю, и уж она недалека. А пока давайте проверим ухом, на какие звуки разрезал я дерево, купленное у нашего общего друга, плута Гвидо. Сумел ли я хоть отчасти перелить его твердость в милое мне золото голоса Наталины. Я сердечно люблю ее, - прибавил он.

- Ну, быть по-твоему, - сказал Сториони, - люби себе на здоровье и начнем с квартета Гайдна.

Я помню, что Сториони вечно носился с чужим; Луиджи, конечно, поддержал его. Антонио Капо предложил бы что-нибудь иное, более знакомое мне, из итальянских музыкантов, но слово было сказано - и сыграли Гайдна.

Когда кончили, Бергонци постучал смычком по деке виолончели - он вел виолончель - и сказал:

- Вот видишь ли, бьюсь об заклад, что Гвидо уверял тебя, будто клен этот с Кроатских гор. А я скажу, что купил он его по дешевке в Венеции, а туда привезли его турки. Помятуя прежние войны с Венецией, они продают туда по старой вражде самое волнистое дерево, чтобы сделанные из него весла ломались.

Но мы, мастера, умеем и войну приспособить и употребить с пользой для заветного искусства.

- Да здравствует же венецианский продажный сенат, - воскликнул Луиджи, - который закупает на весла дерево, годное для наших скрипок!

Он поднял свой стакан и осушил его.