Андрей Смирягин - Птенец и зверюга

- Сэр, вы хотите спасти только одного ребенка?- недовольно загорелись глаза негра.- Вы посмотрите сюда, вот список жертвователей. Тут меньше ста долларов и нет ни у кого.

- Тем, хуже, сэр, верните мне двадцать и подождите здесь. Через полчаса я привезу вам денег на десять... Да, что там мелочиться! Заводить детей так заводить. На двадцать детишек.

Негр как будто не расслышал последних слов и начал рассыпаться в благодарностях от себя, от спасенных детей и от всей Африки в целом. В конце он даже попросил расписаться Зверя в списке жертвователей.

Когда Зверюга сел в машину, Птенец, чуть не убил его за то, что он позволил нагрузить себя на целых двадцать долларов самому обыкновенному вымогателю.

- Успокойся, Птенец.- философски рассудил Зверюга.- Меня предупреждали, что здесь всегда надо носить на случай ограбления в отдельном кармашке двадцать долларов. Кроме того, теперь у нас с тобою хоть дети есть. Пусть черненькие, но дети.

- Ты мог ничего и не давать.- не унималась она. Сердясь, она становилась сказочно хороша.- Здесь бы никто убивать тебя не стал.

- Знаешь, Птенец, за что я тебя безумно люблю?

- За что?

- Когда ты рядом, то со мною все время что-то приключается.

- Все, кроме одной вещи.

- Что ты имеешь в виду?

- Когда мы рядом, мы не можем навсегда соединить наши судьбы.

- Да, ты права.

- Послушай, ты можешь сейчас дать мне одну клятву.

- Какую?

- Поклянись сначала, что ты ее исполнишь.

- Хорошо, клянусь.

- Поклянись, что ты обязательно придумаешь, как навсегда ко мне приехать в течении ближайшего месяца.

- Нет, Птенец, это невозможно.

- Тогда проваливай, ко всем чертям. Езжай в свою Москву, трахайся на здоровье со всеми подряд. А я больше так не могу.

- Ты хочешь, чтобы я завтра навсегда исчез из твоей жизни? Скажи, хочешь? И я завтра исчезну.

- Нет, Зверюга, только не это.- зарыдала она.

- Тогда пойми, у меня свой путь. Ну хорошо, я завтра приеду сюда. Представим, мне это удалось. Буду работать здесь, скажем, программистом, лет десять буду вживаться в здешнее общество. Ясно, что я буду всегда на шаг или два отставать во всем от аборигенов. Ты же первая меня за это возненавидишь.

- Что же нам делать?- ее глаза были полны соленой влаги, вкус которой он так любил.

- Не знаю... Хотя, послушай. А что нам мешает пожениться прямо сейчас?

- Ты сошел с ума.

- Ну хотя бы обвенчаемся. Здесь где-нибудь поблизости есть церковь?

- Ты забыл, что я не христианка.

- Да. И я для синагоги как назло до сих пор не обрезан.

Внезапно он услышал доносящийся издалека мягкий, завораживающий перезвон металлических трубочек разного диаметра, которые китайцы подвешивают по кругу, чтобы ветру любого направления было удобнее их перебирать. В квартале от улицы, где они стояли на светофоре, начинался Чайна-Таун, куда в поисках Птенца однажды забрел и Зверюга.

- Я знаю, что делать,- сказал он.- Поворачивай.

- Что ты задумал, сумасшедший?

- Поехали, там объясню.

Когда они въехали в китайский квартал, Зверюга попросил Птенца остановиться рядом со странного вида магазинчиком, в витрине которого стояла целая гора позолоченных Будд. Когда они вошли внутрь, он оказался самый настоящим буддийский храмом, в котором заодно с религией приторговывали и всяческой восточной экзотикой: от изящных украшений, до корня женьшеня.

Всего за сотню он уговорил бритого наголо узкоглазого священника, обмотанного длинной оранжевой тогой, прочесть для них перед алтарем венчальную молитву.

Для свершения таинства священник позвал похожего на него, как две капли воды, однако более молодого напарника. Они зажгли на алтаре курительные палочки. Священник открыл какую-то старинную книгу в кожаном переплете с иероглифами, и закрыв глаза, под размеренный стук помошника деревянным молотком о кусок красного дерева, стал раскачиваясь читать молитву.

Одному Богу было известно, что он там себе под нос бормотал, но совершенно неожиданно это произвело потрясающий эффект на венчающуюся пару. Стоя перед алтарем, Зверюга вдруг совершенно ясно осознал, что сегодня их юность заканчивается. С этой минуты они становились совершенно взрослыми. Припасла ли жизнь замену их юношеским чувствам? Ему скоро стукнет тридцать. А после тридцати все становятся ударенными жизнью.

Рядом, безмолвно рыдая, стояла женщина, которую он безумно любил, и лишь ее одну хотел видеть рядом с собою в этой жизни. Не смотря на разницу в шесть лет - учитывая опережающее развитие женщин - она также находилась в точке наивысшего расцвета красоты и развития.