Павел Якушкин - Небывальщина

И пошелъ, и пошелъ мой становой. Обижаться мнѣ было нечѣмъ: становой ругалъ собственно говоря не меня; я былъ въ то время въ качествѣ декораціи; толпа вся безъ шапокъ, одинъ только человѣкъ стоятъ въ шапкѣ, и этого-то шапочнаго ругаютъ нецензурными словами.

Бабы, мужики, мнѣ сочувствовали и гораздо болѣе меня принимали въ сердцу то оскорбленіе, которое мнѣ дѣлалъ своею бранью становой.

— Да за что же онъ надъ тобою такъ изругается, голубчикъ ты мой? говорила одна баба, приложа правую руку въ щекѣ, а лѣвой поддерживая локоть правой.

— Ты, родненькій, не горюй, говорила другая — онъ у насъ добрый, только сердце свое сорветъ, а то ничего… Отойдетъ сердце, самъ послѣ жалѣть тебя будетъ…

Такъ продолжалось около получаса. Вижу я — ѣдетъ на бѣговыхъ дрожкахъ одинъ столичный помѣщикъ (столичнаго помѣщика отъ деревенскаго — легко отличить), лѣтъ 25.

— Кто это ѣдетъ? спросилъ я у одного мужика, конвоировавшаго меня.

— Да это князь Н-ій, отвѣчалъ тотъ.

Князь Н-скій ѣхалъ крупной рысью, но, увидѣвъ большую толпу, поѣхалъ шагомъ.

— Князь! крикнулъ я — князь, пожалуйте сюда.

Князь подъѣхалъ.

— Увѣрьте, пожалуйста, князь, господина столоваго пристава, что студенту московскаго университета можно ходить собирать мужицкія пѣсни.

Становой замолчалъ въ ту же минуту какъ подъѣхалъ князь Н-ій.

— А вы студентъ московскаго университета? спросилъ князь, вѣжливо мнѣ поклонясь.

— Да, студентъ.

— Ваша фамилія?

— Якушкинъ.

— Не угодно ли вамъ будетъ отдохнуть у женя нѣсколько времени?

— Сдѣлайте одолженіе!

— Такъ садитесь! сказалъ онъ, подвигаясь ближе къ передку дрожекъ.

Я, не торопясь, поставилъ на дрожки свою коробку съ товаровъ, потокъ самъ сѣлъ на дрожки; князь тронулъ лошадь, поклонился становому, я, въ свою очередь, также поклонился, и мы поѣхали… Становой только улыбался.

Это было давно; по крайней мѣрѣ лѣтъ двадцать тому назадъ. Съ тѣхъ поръ становые перемѣнились; а чтобы не сказать голословно, я вамъ разскажу слѣдующій казусъ.

У одного, очень хорошаго и образованнаго помѣщика, сосѣдніе мужики хлѣбъ лошадьми побивали, и онъ спустилъ разъ, спустилъ другой… Наконецъ, ему не въ терпежъ стало: послалъ за становымъ.

Пріѣхалъ становой, разобралъ дѣло и рѣшилъ, что мужики точно виноваты.

— Прикажете наказать мужиковъ розгами? спросилъ становой помѣщика.

— Нѣтъ; избави Господи! отвѣчалъ тотъ. А вы возьмите себѣ съ нихъ по полтиннику… или, тамъ, сколько…

— Вамъ или себѣ?

— Да… разумѣется… себѣ! Мнѣ ихъ денегъ совсѣмъ не надо! Возьмите для себя.

— Взялъ бы по полтиннику, отвѣчалъ становой — да полтинниковъ-то у нихъ у самихъ мало!.. Нѣтъ, ужъ въ другой разъ мнѣ этого, батюшка, не говорите!..

— Чтожь, братецъ ты мой, говорилъ мнѣ этотъ помѣщикъ: — со стыда сгорѣлъ!.. Вотъ, ни съ тобой и учились, а вѣдь не умѣемъ понять, что хорошо и что дурно…

Наученный опытомъ, я съ начальствомъ никогда не ссорился.

Разъ приходитъ ко мнѣ сотскій, съ которымъ я уже завелъ большую дружбу.

— Павелъ Иванычъ, таинственно заговорилъ онъ:- Павелъ Иванычъ!

— Что тебѣ?

— Тебя велѣно поймать!

— Это за что?

— А чортъ ихъ знаетъ, Павелъ Иванычъ! Исправникъ говоритъ: поймать!

— Да за что же?

— Онъ, говоритъ исправникъ, не торгуетъ, а товары такъ раздаетъ; вѣрно, недобрый человѣкъ!

— А ежели бы я и даромъ раздавалъ?

— Онъ, говоритъ исправникъ, или лавку обокралъ, или отъ солдатчины бѣгаетъ!

— Съ чего же это онъ взялъ? спросилъ я не совсѣмъ покойнымъ голосомъ.

— Онъ, говоритъ исправникъ, по всѣмъ деревнямъ дебоширства дѣлаетъ.

— Какія же?

— А чортъ его знаетъ.

— Что же теперь дѣлать?

— И ума не приложу.

— Да вѣдь ты меня не будешь ловить? спросилъ я, очень сомнѣваясь, что получу для себя выгодный отвѣтъ. — Не будешь меня ловить?

— Избави Господи!

— Что же дѣлать?

— Найми лошадь; я тебѣ въ этомъ дѣлѣ помогу, — ступай въ губернію!

Сотскій мнѣ нанялъ лошадь, и я по его совѣту отправился въ губернскій городъ. Въ губернскомъ городѣ жилъ мой пріятель, у котораго я и остановился.

Послѣ разспросовъ о моихъ успѣхахъ мы сѣли обѣдать. Едва начался обѣдъ, какъ къ крыльцу нашей квартиры летомъ-подлетѣла тройка.

— Это мой дядя пріѣхалъ, сказалъ мнѣ мой хозяинъ: исправникъ, отъ котораго ты только что такъ успѣшно убѣжалъ… но онъ добрый человѣкъ.

— А! Ко щамъ! Ко щамъ! закричалъ дядя-исправникъ еще изъ передней.

— Милости просимъ, дядя, милости просимъ! проговорилъ хозяинъ.