Федор Сологуб - Капли крови (Навьи чары)

Так не спеть тебе, француз.

И другие песни в том же духе.

Дулебов обтер лицо правою рукою, - словно кот лапкою умылся, - и завизжал:

-- А уж вот слышно, что к нам скоро приедет маркиз Телятников.

Потерин сказал:

- Он не по нашему ведомству.

Но все его лицо перекосилось от ужаса.

Дулебов говорил тоненько:

-- Все равно, у него большие полномочия. Он все может.

Вице-губернатор сумрачно глянул на Потерина, к сказал угрюмо:

- Он вас всех подтянет.

Потерин помертвел и взмок. Начался разговор о маркизе Телятникове. Заговорили в связи с этим о революционной настроении в той местности.

Везде в окрестных лесах появились революционные прокламации. На дереве срезывали кусок коры величиною с лист бумаги, и на это место наклеивали прокламацию. Снять такой лиcт было невозможно: он заплывал прозрачным тонким слоем смолы. Усердным блюстителям порядка приходилось вырубать или соскабливать ножом преступные места.

Зинаида Григорьевна Дулебова сказала:

- Надо полагать, что это выдумка нашего химика, господина Триродова.

- Конечно, - поддакнула подобострастная сухая девица, учительница немецкого языка.

Зинаида Григорьевна повернулась к Потериной, чтобы оказать особую любезность хозяйке своим разговором, и спросила ее с насмешливою улыбкою:

-- Как вам нравится наш пресловутый декадент?

Учительница попыталась понять. На ее тупом, плоском лице появилось выражение испуга. Она робко спросила:

- Это кто же, Зинаида Григорьевна?

- Кто же, как не господин Триродов! - злобно ответила Дулебова.

Злость была по адресу Триродова, но Потерина все же струхнула.

-- Ах, да, Триродов, как же, как же, - суетливо и растерянно повторяла она, и уже не знала, что сказать.

Дулебова язвительно говорила:

- Вот уж, кажется, не скоро рассмеется. Вполне в вашем вкусе.

Потерина покраснела и воскликнула:

-- В моем вкусе! Ой, что вы, Зинаида Григорьевна! Вот-то уж, по пословице, царского слугу согнуло в дугу.

Жена учителя Кроликова сказала:

- Да, он всегда смотрит исподлобья, и ни с кем не разговаривает. Но он очень добрый человек.

Дулебова метнула на нее злой взор. Кроликова помертвела от страха, и догадалась, что надо было сказать не то. Поправилась:

-- Добрый человек на словах.

Дулебова улыбнулась ей благосклонно.

Жербенев говорил Дулебовой:

- А знаете, что я вам скажу? Я-таки повидал людей на своем веку, скажу не хвастаясь. И по-моему, это очень плохая примета, что он исподлобья глядит.

- Конечно, - согласилась Потерина. - Вот уж истинная правда!

Жербенев говорил:

- Пусть человек смотрит мне прямо в лицо. А эти, - в тихом омуте...

Полковник не договорил. Дулебова сказала:

- Откровенно скажу, не люблю я этого вашего поэта. Не могу я его понять. Какой-то он странный. Что-нибудь есть за ним скверное.

- Все у него подозрительное, - сказал Жербенев с видом человека, знающего многое.

Говорили, что у Триродова и у других ведется сбор денег на восстание. При этом выразительно поглядывали на учителя Воронка. Злые речи о Триродове полились рекою. Говорили, что в доме Триродова притаилась подпольная типография и что там работали не только учительницы, но даже и воспитанники Триродова. Дамы с ужасом восклицали:

- Малыши-то такие!

- Да, вот вам и малыши!

-- Нынче нет детей.

Воронок сказал:

- Вот, говорят, при полиции девятилетний сидит.

-- Бунтовщик, - свирепо сказал вице-губернатор.

Потерин сказал:

- Да, я вот еще слышал, что один тринадцатилетний мальчишка арестован. Такой маленький поганец, а он бунтует, шалыган!

Вице-губернатор сказал угрюмо:

-- Этот с дедом в Сибирь идет.

Воронок весь покраснел, и спросил:

- За что же это?

-- Смеялся, - угрюмо буркнул вице-губернатор.

Дулебов поспешно и громко спросил Потерина:

-- А уж у вас, надеюсь, бунтовщиков нет?

Потерин говорил:

- Нет, сохранил Бог, ничего такого. А только, надо правду сказать, уж очень распущенные нонче дети/

Дулебов с покровительственною ласковостью опять сказал ему:

-- А уж у вас хорошее училище. Порядок образцовый.

Потерин расцвел. Расхвастался:

- Да уж я умею подтянуть. Держу их строго.

-- Спасительная строгость, - сказал директор.

Поощренный этими словами, учитель-инспектор спросил:

- Можно бы и посечь?

Дулебов увильнул от прямого ответа. Отер лицо ладонью, как кошка лапкою, и заговорил о другом.

Начались умилительные воспоминания о добром старом времени. Рассказывали, как, когда и кого секли.