Владимир Солоухин - Посещение Званки

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от тебя родятся.

Какие искры мог видеть в свое время Державин?

Выдачу плавки чугуна из доменной печи он, вероятно, не представлял себе. Искры костра, пожара? Искры из-под молота кузнеца, когда раскаленное железо куется на наковальне? Вообразим то и это. Пылает пожар, и сонм искр взлетает в ночную темноту, постепенно рассеиваясь, разрежаясь и исчезая. Они взлетают без особого напряжения, легко, их поднимает горячий воздух. Из-под молота искры брызжут стрелами, пучками, струями. Представим себе, что так же разлетаются во все стороны уж не искры, а солнца, и мы поймем приблизительно, что хотел внушить нам поэт. Но и этого ему показалось мало. Далеко ли улетят искры? Надо взять что-нибудь попросторнее.

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под Тобой.

(Здесь, мне кажется, у Державина получился большой просчет. Первый образ с искрами-солнцами оказывается выразительнее и убедительнее второго. Конечно, звезды, мельтешащие вокруг, как ледяная пыль в морозном воздухе, - картина внушительная. Но дело в том, что для человеческого глаза эта пыль и звезды очень похожи. Потому и не получилось резкого смещения двух планов, резкости сравнения, а весь образ в целом не получил той космичности, которая есть в первом случае, когда искры разлетаются, как только что народившиеся солнца, а солнца разлетаются, подобно искрам.)

В следующей строфе сравнение строится не на размерах или числе, но на силе света, сиянии. И в этом тоже есть стройная последовательность: число пространственность, степень.

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады.

Иль рдяных кристалей громады...

То есть остывшие, оледеневшие, но тем не менее сверкающие, пусть и холодным светом, космические тела?

Иль волн, златых кипящий сонм...

То есть расплавленная масса солнца с его всплесками, бурями и протуберанцами?

Или горящие эфиры...

То есть... Не знаю даже, что рисовалось в воображении мудреца восемнадцатого века:

Иль вкупе все светящи миры

Перед Тобой - как нощь пред днем.

Не надо забывать, что были противопоставлены "я" и "Ты". Следовательно, чем огромнее и величественее "Ты", тем все меньше и уничижительнее становится "я". Это противопоставление достигает своего апогея в пятой строфе поэмы:

Как капля, в море опущенна,

Вся твердь перед Тобой сия...

По заблуждению очень часто некоторые современные поэты твердью называют землю. Слышали, что есть слово "твердь". Земля твердая, отсюда и заблуждение. На самом же деле в старославянском под твердью понимается небо и вообще все окружающее Землю вселенское пространство.

Что такое капля, если ее опустить в море? Значит, нужно все космическое пространство (а оно бескрайне, как говорит в этой же оде сам Державин) вообразить одной каплей и опустить эту каплю в море, чтобы понять... Но если вся, невообразимая вселенная есть лишь капля, то много ли стоит пространство, охватываемое человеческим глазом? И что же тогда сам человек - сто семьдесят сантиметров ростом и восемьдесят килограммов?

Резко сужаются концентрические круги. Все сводится к ничтожной, даже и не микроскопической точке, а вот именно - к ничто.

Как капля, в море опущенна,

Вся твердь перед Тобой сия,

Но что мной зримая вселенна?

И что перед Тобою я?

Последнее сопоставление показалось поэту недостаточным, и он его поясняет:

В воздушном океане оном,

Миры умножа миллионом

(Беспредельный космос надо умножить еще на миллион)

Стократ других миров и то,

(Плюс еще сто таких же космосов)

Когда дерзну сравнить с Тобою,

Лишь будет точкою одною:

А я перед Тобой - ничто.

Последнее слово сказано. Действительно. Если нечто бескрайное взять миллион раз да взять сто таких же бескрайностей и все это лишь точка, то настоящая точка даже и меньше, чем ничто.

Но с этого места концентрические круги композиции начинают расширяться. До предела сжатая пружина раскручивается в обратную сторону. Лирическая дерзость, "ку де метр" - удар мастера, вот что такое седьмая по счету строфа державинской оды.

Ничто! - Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих доброт,

Во мне себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! - Но жизнь я ощущаю,

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,